|
|
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46 Пушкинская поэма писалась в годы расцвета придворного мистицизма, и «земная» эротика «Руслана» приобретала в этой обстановке особенную остроту. В этом смысле «грешная» поэма Пушкина аналогична его стихотворениям периода «Зеленой лампы». Воспевание любовных шалостей и веселых пиров в стихах Пушкина периода «Зеленой лампы» было демонстрацией против казенного ханжества. Такую же роль играла любовная тема и в «Руслане». Самым резким проявлением полемической направленности «Руслана и Людмилы» была пародия на «Двенадцать спящих дев» Жуковского в четвертой песне поэмы. «Обличая» мистическую «прелестную ложь» Жуковского и подменяя религиозные мотивы эротическими, Пушкин этим самым заявлял протест против немецкого мистического романтизма.
Обвинения в «безнравственности», которые предъявлялись Пушкину, были в то же время замаскированными обвинениями в либерализме. В журнале «Невский зритель» (1820, № 7) помещена была в странном противоречии с общей линией этого журнала резкая статья против Пушкина. Автор статьи высказывал сомнение в праве называть «Руслана и Людмилу» поэмой, так как она не ставит перед собой религиозно-нравственные задачи и предметом своим не имеет важные события. Критик усматривает некоторую вольность в том, что поэт «между необыкновенными героями своей поэмы поместил и историческое лицо: великого князя Владимира, просветителя России»; «всякий христианин, — замечал он, — при одном имени его исполняется чувств благотворения. Впрочем хорошо, что он показывается только в первой и последней песнях поэмы». Наконец, критик останавливался на картинах «сладострастия» и намекал на те последствия, к каким привела подобная литература во Франции в конце XVIII века. «Тогда как во Франции, в конце минувшего столетия, стали в великом множестве появляться подобные сему произведения, — писал он, — произошел не только упадок словесности, но и самой нравственности» (т. е. революция).
«Руслан и Людмила». Титульный лист первого издания поэмы (1820 г.).
Впоследствии (при переиздании поэмы в 1828 году) Пушкин смягчил некоторые наиболее резкие места (в том числе и пародию на Жуковского) и присоединил «пролог» («У лукоморья дуб зеленый...»), основанный на подлинной, записанной со слов Арины Родионовны, народной присказке.
В период, когда Пушкин закончил «Руслана», все более и более усиливались его революционные настроения. Он писал резкие эпиграммы, большая часть которых до нас не дошла. Рассказывали, что он показывал в театре портрет Лувеля, убийцы герцога Беррийского, с надписью: «урок царям». Пушкин сделался предметом злостных сплетен его врагов; эти сплетни доходили до отца и вызывали тяжелые семейные сцены. Петербург опротивел Пушкину. Еще в 1819 году он собирался поступить на военную службу и ехать с генералом Киселевым на юг, в Тульчин.
В апреле 1820 года он писал князю Вяземскому: «Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих; авось полуденный воздух оживит мою душу» (XIII, 15). Повидимому, тогда он и условился с семейством генерала Н. Н. Раевского, героя 1812 года, ехать вместе на Кавказ. Желание Пушкина скоро исполнилось, но совсем не так, как он думал.
До правительства дошли его политические стихи. Ходили слухи, что Александр I хочет посадить Пушкина в крепость или сослать в Соловецкий монастырь. Жуковский, А. И. Тургенев и Чаадаев уговорили осторожного Карамзина заступиться за молодого поэта. По ходатайству Карамзина и Жуковского наказание, грозившее Пушкину, было заменено ссылкой на юг. Его назначили на службу в Екатеринослав, к генералу Инзову, попечителю колонистов Южного края. 6 мая 1820 года Пушкин покинул Петербург. Печатание «Руслана» взяли на себя Жуковский и Гнедич.
Раевские застали Пушкина в Екатеринославе и взяли с собой на Кавказ полубольного: по приезде в Екатеринослав он схватил горячку. Два месяца, с июня до августа, он провел в Пятигорске и Кисловодске, а затем, в начале августа, поехал с Раевскими через Тамань и Керчь в Феодосию, а оттуда на корабле в Гурзуф (где провел три недели). В Крыму и на Кавказе Пушкин много беседовал с Николаем Раевским, читал с ним Байрона. Впечатления от крымской природы, знакомство с новыми краями, само путешествие, — все это произвело на Пушкина глубокое впечатление. При переезде из Феодосии в Гурзуф, на корабле, он написал одну из лучших своих элегий — «Погасло дневное светило...». Управление южных колонистов было переведено в Бессарабию, в Кишинев, куда Пушкин и приехал 21 сентября 1820 года. Разноплеменное бессарабское население, среди которого, кроме коренных жителей-молдаван, были и турки, и румыны, и евреи, и греки, и цыгане, привлекало к себе внимание Пушкина. Однажды он побывал в далеком цыганском таборе. Пушкин собирал молдаванские песни и серьезно принялся за изучение истории края по книгам, которые давал ему И. П. Липранди, знаток Бессарабии (тогда член тайного общества). Начальник Пушкина, старый генерал Инзов, в юности был масоном и соприкасался с кружком Новикова. Пушкина он поселил у себя в доме и относился к нему дружелюбно. Когда Инзову приходилось сажать его под арест за столкновения с молдаванскими «боярами», он являлся к нему потолковать о «гишпанской революции» и «конституции кортесов».
Бессарабия была местом расположения Второй армии, при штабе которой, в Тульчине, находилось средоточие Южного общества, руководимое Пестелем. Южные декабристы придерживались, в большинстве, республиканской программы, стояли за революционный метод борьбы и вели пропаганду среди солдат, подготовляя их для переворота. Кишинев был одним из важных центров Южного общества. Там стояла дивизия Михаила Орлова, где, кроме самого начальника, членами Общества были и некоторые офицеры, в том числе майор В. Ф. Раевский, человек стойких революционных убеждений, которого Пушкин прозвал «спартанцем». Общение с В. Ф. Раевским, обладавшим обширными историческими и политическими знаниями, благотворно отражалось на идейном развитии Пушкина. Сильное впечатление произвел на Пушкина Пестель, приезжавший в Кишинев в апреле 1821 года. В пушкинском кишиневском дневнике написано под 9 апреля: «... утро провел я с Пестелем, умный человек во всем смысле этого слова... Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю...» (XII, 303). Был еще один декабристский центр, где бывал Пушкин, — Каменка, имение братьев Давыдовых, в трехстах километрах от Киева в юго-восточном направлении. В Каменке Пушкин провел всю зиму 1820—1821 года (с ноября по март). Один из хозяев Каменки, В. Л. Давыдов являлся главой особой Каменской управы Южного общества.
Революционное возбуждение, которым Пушкин был охвачен в Петербурге, в этой атмосфере еще более возросло. Политическая тема в его лирике южного периода достигает наибольшей остроты. В эти годы он окончательно пересматривает свое отношение к элегической поэзии, которая занимала столь большое место в его творчестве лицейских лет. В 1822 году Пушкин в одном из критических набросков писал, что «не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей гораздо позначительнее, чем у них обыкновенно водится. С воспоминаниями о протекшей юности литература наша далеко вперед не подвинется» (XI, 19).
Хотя Пушкин тяжело переживал свою ссылку, но этот удар не сломил его стойкости и независимости, его преданности идеям свободы. В стихотворении «К Овидию» (1821) Пушкин сопоставлял свою судьбу с судьбой римского поэта, который был сослан императором Октавианом Августом на побережье Черного моря. Пушкин в этом стихотворении подчеркивал свое нежелание, в отличие от Овидия, просить милости императора. В рукописном тексте оно кончалось признанием:
|
Но не унизил ввек изменой беззаконной
Ни гордой совести, ни лиры непреклонной. |
В. А. Жуковский. Рисунок Э. Эстеррейха (1820 г.). Подарок Жуковского с надписью Пушкину.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46 |