1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46

Однако поскольку цыганская община, а вместе с тем и ее патриарх — старый цыган — являются как бы своеобразным выражением сущности идейных исканий Алеко, постольку и приговор, изрекаемый старым цыганом, имеет здесь не безусловное, а только относительное значение. Проснувшемуся интеллекту, порожденному той самой цивилизацией, которую он отвергает, но которою он в то же время отравлен, нет успокоения и среди «бедных сынов природы». Эта мысль раскрыта в эпилоге:

«Цыганы». Рисунок Пушкина на рукописи (1823 г.).

Белинский отлично объяснил относительное значение того решения проблемы, которое дается старым цыганом. «Несмотря на всю возвышенность чувствований старого цыгана, — пишет он, — он не высший идеал человека: этот идеал может реализоваться только в существе сознательно-разумном, а не в непосредственно-разумном, не вышедшем из-под опеки у природы и обычая. Иначе развитие человечества через цивилизацию не имело бы никакого смысла, и люди, чтоб сделаться разумными и справедливыми, должны бы в диком состоянии видеть свое призвание и свою цель» (XII, 42). Поэма Пушкина была, таким образом, отрицанием не цивилизации вообще, а только ложной цивилизации, основанной на рабстве и насилии. В этом был ее огромный критический смысл.

В «Цыганах» Пушкин выступает как поэт и как мыслитель. Отсюда необыкновенная логическая стройность поэмы и ее предельная сжатость. Поэма состоит из одиннадцати сцен-фрагментов и лирического эпилога от лица автора. Драматический элемент, обнаружившийся еще в «Бахчисарайском фонтане», получает здесь решительный перевес над эпическим. Вершинные моменты фабулы изображаются в «Цыганах» в драматической форме, причем диалог принимает характер подлинного сценического диалога, с обозначением говорящего лица, и в одном случае сопровождается даже театральной ремаркой («Уходит и поет: "Старый муж... "»). Диалогическая часть занимает почти половину всего текста. Вся поэма, таким образом, представляет собой как бы лирическую драму.

Современники воспринимали Алеко как дальнейшее развитие образа «Кавказского пленника», т. е. как романтического героя, не понятого и одинокого, не нашедшего себе успокоения даже в глубине бессарабских степей. Поэтому одни были недовольны «Цыганами» как новым апофеозом протеста против окружающей действительности (Жуковский), другие — «правоверные» романтики — сетовали на снижение романтического героя. Никто не замечал, что индивидуалистические черты героя развенчаны Пушкиным и что в этом и состоит одна из основ идейного замысла (или «цели», как тогда говорили) поэмы. Жуковский писал Пушкину: «Я ничего не знаю совершеннее по слогу твоих Цыган! Но, милый друг, какая цель! Скажи, чего ты хочешь от своего гения?» (Пушкин, XIII, 165).

Раздавались и упреки другого характера. Вяземский и Рылеев жаловались на то, что поэт заставил Алеко водить медведя; такое занятие казалось им недостойным романтического героя. Пушкин впоследствии так иронизировал по поводу этих упреков: «... Р<ылеев> негодовал, зачем Алеко водит медведя и еще собирает деньги с глазеющей публики. Вяземский повторил то же замечание. (Р<ылеев> просил меня сделать из Алека хоть кузнеца, что было бы не в пример благороднее). Всего бы лучше сделать из него чиновника 8 класса или помещика, а не цыгана» (XI, 153).

«Цыганы» писались одновременно с третьей главой «Евгения Онегина». Расставаясь с романтическим стилем своих ранних поэм, Пушкин вместе с тем отходил от романтической тематики и от односторонней романтической трактовки характеров. Показав мрачную, протестующую силу романтического героя, Пушкин показал и другую сторону его характера — его эгоизм.

7

В литературном положении Пушкина к 1823 году произошла значительная перемена. Первая его поэма — «Руслан и Людмила» — создала ему широкую известность, но в то же время вызвала и резкие нападки. «Кавказский пленник» был уже встречен с единодушным восторгом, и даже реакционный «Вестник Европы» не осмелился выступить против Пушкина. После «Кавказского пленника» Пушкин бесспорно стал во главе всей литературы своего времени. Он владел умами читателей, количество которых, можно сказать без преувеличения, благодаря ему удвоилось и утроилось. Дельвиг писал ему 28 сентября 1824 года: «Никто из писателей [наших] русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты» (Пушкин, XIII, 110).

Пушкин сам чувствовал силу своего воздействия на русское общество, и положение человека «на привязи» делалось для него все более и более невыносимым. В мае 1824 года Воронцов командировал Пушкина в уезды, пораженные саранчой. Пушкин в командировку поехал, но по возвращении подал заявление об отставке. Не известно, дошло ли это заявление по назначению. Развязка пришла с другой стороны. Давно уже Воронцов посылал в Петербург письма, в которых просил избавить его от Пушкина. Одновременно до правительства дошло письмо Пушкина с атеистическими суждениями. Письмо это было доложено Александру I, и в начале июля 1824 года граф Нессельроде уведомил Воронцова о высочайшем повелении «коллежского секретаря Пушкина уволить вовсе от службы» и выслать его в имение его родителей под надзор местного начальства, взяв с него подписку

Село Михайловское. Литография Г. Александрова (1837 г.).

прямо следовать к месту своего назначения, не останавливаясь нигде по пути. 30 июля 1824 года Пушкин выехал из Одессы и через девять дней, 9 августа, прибыл в Михайловское.

Ссылка в Михайловское продолжалась два года (до сентября 1826 года). Почти все это время Пушкин пребывал в полном уединении. Единственной его «подругой», как он писал одному приятелю, была старая няня, Арина Родионовна, которая ведала его скромным хозяйством. С соседями Пушкин почти не общался и бывал только в Тригорском, имении П. А. Осиповой, находившемся в трех километрах. Сюда привлекало его женское общество — две дочери Осиповой, Анна Николаевна и Евпраксия Николаевна Вульф, и ее падчерица — Александра Ивановна Осипова. В июне 1825 года к ним присоединилась еще Анна Петровна Керн, которой посвящено стихотворение Пушкина «Я помню чудное мгновенье». Временами жил здесь сын Осиповой, Алексей Вульф, дерптский студент, который стал приятелем Пушкина. Летом 1826 года в Тригорском гостил поэт Н. М. Языков. Два раза навестили Пушкина его лицейские друзья: в январе 1825 года — Пущин, в апреле — Дельвиг. В сентябре он виделся также с князем Горчаковым, остановившимся на пути из-за границы в имении своего дяди поблизости от Михайловского. Вот ограниченный круг людей, разнообразивших михайловское уединение поэта.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46