|
|
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46 Ближайшими учителями его были Жуковский и Батюшков. Поэзия Батюшкова, пластическая и ясная, была очень близка молодому поэту. Уединение на лоне природы, беспечная любовь, дружба — все эти мотивы являются у Пушкина общими с Батюшковым. Художественная их обработка у Батюшкова имела для молодого поэта большое значение, в частности сыграла важную роль в развитии его поэтического языка. Пушкин часто следовал непосредственно за Батюшковым и в выборе поэтического материала. Известное родство их поэтических исканий сказалось и в том, что почти одновременно каждый задумал поэму на русском сказочном материале. В 1815 году, по словам Пушкина, Батюшков «отвоевал» у него сюжет «Бовы».
Говоря о Жуковском, Пушкин сам признавал себя его учеником. Однако общее идейное содержание поэзии Жуковского — его мистицизм, отвлеченность образов, идеализация отрешенной от «земной жизни» поэтической мечты, — все это было чуждо уже юному Пушкину. Воздействие Жуковского сказалось на ранней поэзии Пушкина преимущественно в усвоении так называемого «легкого» поэтического языка, противоположного напыщенности классицизма, и в элементах художественной формы, напевной мелодии и гибкости стиха. Белинский, признавая значение поэзии Жуковского для Пушкина, замечал тем не менее, что юный поэт «нисколько не колебался в выборе образца между Жуковским и Батюшковым, и тотчас же, бессознательно, подчинился исключительному влиянию последнего» (XI, 344). Причину этого Белинский видел в том, что «ясный, определенный ум», «артистическая натура» Пушкина «гораздо более гармонировали с умом и натурою Батюшкова, чем Жуковского», романтика в духе «средних веков» (XI, 299). Но и по сравнению с поэзией Батюшкова в поэзии Пушкина лицейских лет сказались совершенно новые тенденции и нашло выражение значительно более острое социальное содержание. В то время как социальные мотивы ограничиваются у Батюшкова преимущественно обличением «глупцов», лобызающих «прах златой у мраморных крыльцов», у Пушкина уже в ранних стихах начинает звучать тема непримиримого противоречия между личностью, стремящейся к свободе, и окружающим обществом, основанным на рабстве, продажности, лицемерии. Эта тенденция пробивалась у юного поэта сквозь книжные влияния, сквозь традиционные прославления идиллической, уединенной жизни вдали от жизненных бурь («Нашел в глуши я мирный нрав и дни веду смиренно...»). Новое, по сравнению не только с Жуковским, но и с Батюшковым, качество пушкинской поэзии ярче всего сказалось в его первом политическом стихотворении «Лицинию» (1815), которое вместе с тем явилось одним из первых произведений вольнолюбивой лирики декабристского типа. Здесь Пушкин провозгласил гражданский идеал поэта-обличителя и проповедника свободы:
|
Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом,
В сатире праведной порок изображу
И нравы сих веков потомству обнажу... |
«Воспоминания в Царском Селе». Автограф Пушкина (1815 г.).
Поэт говорит о себе: «Я рабство ненавижу», «кипит в груди свобода». Самый прием иносказательного обличения современных социальных порядков под видом поэтического повествования о древнем мире впоследствии стал популярным и у поэтов-декабристов. Несомненно, современную Пушкину Россию подразумевали темпераментные строки, обличавшие деспотизм, ликторов, которые «народ несчастный гонят», пресмыкательство «льстецов, сенаторов» перед временщиком. Содержание стихотворения обобщено афористической концовкой: «Свободой Рим возрос, а рабством погублен».
Таким образом, уже в этом стихотворении видны принципиальные отличия между идейной направленностью поэзии Пушкина и поэтов-карамзинистов. Большой широтой исторических обобщений характеризуются и лицейские стихи Пушкина, посвященные 1812 году, — в особенности «Воспоминания в Царском Селе» (о стихах, посвященных Отечественной войне, см. выше). Как ни наивным и юношески незрелым является стихотворение «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году», но любопытно, что в нем имеются попытки поучения царя: поэт напоминает Александру об его обязанностях и призывает его склонить «на свой народ смиренья полный взгляд», т. е. позаботиться об участи «селянина», о расширении торговли и т. п. Интересны эти стихи, конечно, не этими утопическими упованиями на послевоенные реформы, а кругом тем, волновавших тогда Пушкина.
Несмотря на частичное совпадение взглядов Пушкина со взглядами Жуковского и Батюшкова в отношении к литературной программе классицизма, они расходились между собой принципиально: в то время как Жуковский и Батюшков, культивируя пренебреженные классической поэтикой стихотворные жанры и отчасти вводя новые, все же мирно уживались с классической системой, Пушкин принципиально отрицал ее. Поэзию приверженцев старой «классической» эстетики он отвергал не только формально как анахронизм, но прежде всего идейно. Его задорное вольнодумство, выходки против «нахмуренных попов» и «сельских иереев» («Городок», «К Пущину»), резкая политическая сатира («Лицинию»), — все это колебало самые основы эпигонского классицизма, который в начале 10-х годов представлял собой оплот не только литературной, но и политической реакции. Спору «карамзинистов» с «шишковистами» Пушкин придавал идеологическое значение. Торжественная классическая поэзия ассоциировалась у него с поэзией «придворной», как это видно из послания к Горчакову (1814):
|
Пускай, не знаясь с Аполлоном,
Поэт, придворный философ,
Вельможе знатному с поклоном
Подносит оду в двести строф... |
Ранняя зрелость ума сказалась и в той твердости, с какой Пушкин отстаивал свои литературные позиции. Когда Батюшков в 1814—1815 годах советовал юному Пушкину приняться за героическую эпопею, то Пушкин отвечал на это обычной у него в таких случаях лукавой оговоркой:
|
Бреду своим путем:
Будь всякий при своем.
(«Батюшкову»). |
Жуковский и Батюшков создавали новую условность — романтическую. Их авторское «я» в той или иной степени отделялось от реальной авторской личности и заменялось отвлеченным образом романтического поэта, пребывающего в мечтательном романтическом мире. Поэтому живая действительность мало отражалась в их поэзии. Между тем, уже в ранних произведениях Пушкина, несмотря на их жанровую условность, видна пока еще только в зародыше, но все же характерная ориентация на реальную действительность. Его стихи носят отпечаток его личности, отражают окружающую его житейскую обстановку. Лицейская его поэзия индивидуальна, почти автобиографична и язык ее ближе к разговорному, чем у его учителей.
«К другу стихотворцу». Первое печатное произведение Пушкина (1814 г.).
Пушкин рано проявляет свою самостоятельность. Темы Жуковского и Батюшкова он перерабатывает по-своему, придавая им иной смысл, часто противоположный. Его «Городок» (1815) навеян стихотворением «Мои пенаты» Батюшкова и написан в той же условной форме послания; здесь повторяется весь план «Моих пенатов», сохраняются почти все батюшковские мотивы (уединенный домик, воин, возлюбленная поэта и пр.). Однако, при всей близости, эти два произведения имеют и существенные различия. У Батюшкова — неопределенная полуантичная обстановка, «слишком явное смешение древних обычаев мифологических с обычаями жителя подмосковной деревни», как отмечал впоследствии Пушкин (заметки на полях «Опытов» Батюшкова; XII, 272—273). А у Пушкина — реальное Царское Село с его пейзажами и обитателями; мифология ограничивается только упоминанием Аполлона, Геликона, Элизия и т. д. В «Моих пенатах» Батюшкова — условный суворовский солдат, «трикраты уязвленный на приступе штыком», с «двуструнной балалайкой» и пр. В пушкинском «Городке» вместо этого — гораздо более конкретный «добрый мой сосед, семидесяти лет, уволенный от службы майором отставным», «с Очаковской медалью на раненой груди», рассказывающий «за дедовскою кружкой» о «баталье» и пр.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46 |