1-2-3-4-5-6-7-8-9-10

С выходом в свет первого, Ефремовского сборника писем Пушкина (1882 г.) последние быстро вошли в научный и жизненный обиход; издания 1887 года, разошедшиеся в десятках тысяч экземпляров, сделали их широко доступными и известными. Письма стали читаться на ряду с другими писаниями Пушкина, на ряду с его художественной прозой, — и каждый находил в иих источник высокого наслаждения, любуясь умом Пушкина и языком самих писем.¹

«Какой драгоценный, неисчерпаемый материал — его переписка... Какие черты для его биографии! Какой тонкий критический гений, какая меткость определений, какая сила анализа, какой язык!» — восклицал известный, недавно умерший писатель П.П. Гнедич в своих заметках о письмах Пушкина.²

Высоко ценил и, как нам подлинно известно, очень любил письма Пушкина и покойный акад. Л.Н. Майков³, который однажды высказал и в печати свое мнение о высоких достоинствах их: «Письма Пушкина», писал он, — «без сомнения, — одно из удивительнейших проявлении его гения. Чуждые всякой искусственности, всякого сочинения, они поражают разнообразием своих особенностей: те из них, которые писаны к жене или друзьям, отличаются горячностью чувства, задушевностью, порывистою откровенностью и нередко блеском остроумия; другие же письма, обращенные к лицам официальным или по крайней мере мало знакомым поэту, по преимуществу носят на себе печать ясности и благородной простоты выражения; Пушкин умеет в них быть приветлив и приятен, отменно учтив и даже, когда нужно, почтителен, — но решительно никогда не впадает в приторную любезность и всегда умеет избежать сухости, если только не ставит себе целью быть сухим»...

В этих словах, хотя и мимоходом и лишь по одному частному поводу высказанных,⁴ Л.Н. Майков дал прекрасную, но, к сожалению, краткую характеристику писем Пушкина. Вскоре они дождались и специальных, монографических очерков. Первый из них появился в том же 1899 г. и принадлежит Е.А. Ляцкому. Впрочем, его довольно пространный очерк, озаглавленный: «А.С. Пушкин и его письма»,⁵ трактует не столько о письмах Пушкина, сколько о самом поэте, о некоторых «мотивах жизни» его, «сохранившихся в его переписке и отражающих, в соотношении с данными его литературного наследства, возвышенный строй его поэтических и общественных стремлений». «Переписка эта», говорит автор: «еще не вся, может-быть, выглянувшая на свет божий и мало исследованная вообще, — конечно, не дает ключа к уразумению всех элементов, из которых сложилась недолгая жизнь поэта, но она чрезвычайно ярко рисует его нравственный облик и его безотрадную борьбу с теми противоречиями света и тени его смешанной натуры, которые сбили поэта с избранного им пути и погубили в хаосе столкнувшихся противоположных течений. Письма Пушкина, в сущности, не что иное, как то же творчество, только интимное, не предназначавшееся, за очень редкими исключениями, для публики и только по праву истории ставшее общественным достоянием. В этих отрывках своего «я» Пушкин не столько является поэтом, рожденным для вдохновенья, для звуков сладких и молитв, сколько подвижником мысли, неустанно искавшей путей к свету и истине, неустанно стремившейся освободиться от тисков неправды и рабства». Останавливаясь преимущественно на этой, общественной «стороне содержания и значения писем, Е.А. Ляцкий далее высказывает несколько частных мыслей о них. «Тон Пушкинских писем», говорит он: «бесконечно разнообразен, смотря по тому, с кем и о чем беседует он. Раскрывая всю душу в переписке в друзьями, он излагает свои мысли совершенно в том виде, как они родились в его голове, не заботясь об условностях приличия, не избегая называть предметы их собственными именами...

Письма к Гнедичу и Жуковскому проникнуты дружеской откровенностью, не исключавшей выражения известного рода благородной почтительности младшего из друзей. В большинстве случаев они носят на себе следы известной оформленности, выражениям приданы плавность и законченность»; при этом в письмах к Гнедичу «на первом плане — литературные интересы... Письма к Жуковскому обнимают гораздо более обширный круг предметов... Особенной глубиной чувства, под откровенной небрежностью дружеской беседы, и отражением самых разнообразных ощущений, переживавшихся поэтом, отличаются письма к бар. Дельвигу, от которого, как и от брата, он положительно ничего не скрывал... Сравнительно меньше разнообразия в настроениях — в переписке поэта с кн. Вяземским: преобладают литературные интересы...⁶ В письмах к нему поэт более острит и шутит, чем негодует или жалуется... Гораздо откровеннее, в тоне старшего брата, Пушкин переписывался с П.В. Нащокиным, с которым был в постоянных денежных делах. Деньги, деньги, — этот мотив звенит непрерывно в течение всей его переписки, и чем дальше — тем настоятельнее и громче... Вся сила братской любви, истинной доброты и снисходительности, на которую был способен Пушкин, сказалась в его письмах к брату Льву Сергеевичу... Каким, в самом деле, искренним участием и вдумчивостью проникнуты те строки его писем к брату, где он касается устройства его судьбы, образа жизни, стараясь добрым советом, опытом своей жизни облегчить ему вступление в свет, направить на верный путь неопытного юношу!» Помимо содержания, «письма Пушкина к друзьям в высшей степени интересны и разнообразны и по форме. Иногда сам поэт смотрит на них как на литературное произведение, и тогда они носят все следы литературной отделки, — что и оправдывало появление отрывков из них в печати...⁷ Но чаще они носят отпечаток мгновенного настроения, первого подвернувшегося слова; язык их — то отрывистый, сильный в сжатый, выражающий бурное течение острой и сильной мысли, то плавный и задумчивый, когда мысль уступает тихому элегическому чувству воспоминания и грусти, то кипучий в пламенный, как сама страсть, которая управляла в иные минуты пером поэта. Иногда настроения в них быстро меняются, — веселая шутка мгновенно омрачается печалью и озабоченностью, недовольство к концу письма смягчается и переходит почти всегда в примирительный тон... Нередко дружеское письмо переходит в непринужденные шутливые стихи, игру словами, каламбур... Там и сям рассыпаны в письмах меткие изречения, афоризмы, невольно отражавшие процесс упорной и долгой работы мысли и с непринужденной легкостью излившиеся на бумагу...

Высокой степени силы и законченности достигает слог Пушкина в письмах к тем, кто, по его мнению, были его врагами, которым в нескольких словах нужно было дать почувствовать всю степень презрения к ним. Ни в одном письме поэта мы не видим и тени того, что принято называть интригой; мысль о нападении из-за угла, которое было обычным приемом его врагов, поэту была ненавистна, и, бросая вызов, он прямо и решительно смотрел противнику в глаза, готовый на все последствия своего поступка. В этом отношении на письмо он смотрел так же, как на эпиграмму, на которую, как на булавку, он нанизывал своих литературных врагов».

Отмечая, затем, будто бы есть основания полагать, что письма, наиболее интересные для определения основных черт общественно-политического credo поэта, вовсе не дошли до нас и, может-быть, утеряны безвозвратно, Е.А. Ляцкий справедливо указывает, что, по условиям переписки времен Пушкина, и сам он не мог высказываться в ней с полной откровенностью, боясь перлюстрации и вытекающих отсюда последствий; да и, кроме того, существенный пробел в переписке Пушкина настолько странен и не случаен, что автор готов допустить предположение, что «чья-то таинственная рука⁸ унесла из собрания его писем и бумаг вообще именно те, в которых находились мысли поэта по поводу самых животрепещущих вопросов его времени». Говоря, наконец, о последних годах жизни Пушкина, автор пишет, что «письма характеризуют различные настроения поэта в этот период и еще более — его положение бережно охраняемого литератора в безвыходном карантине мысли. Читая их, только приходится удивляться живучести этой мысли и несокрушимой энергии человека, умевшего сохранить при этих условиях и достоинство писателя, и веру в лучшее будущее литературы на Руси».

Другой наиболее цельный и так сказать специальный очерк о письмах Пушкина принадлежит перу В.В. Сиповского,⁹ который отметил наиболее яркие черты переписки поэта и подчеркнул значение ее для биографии Пушкина и для понимания его творений. Вот несколько выдержек из очерка В.В. Сиповского. Первое, что бросается в глаза при чтении писем, говорит он: это то же разнообразие, которое поражает нас при чтении лирических стихотворений Пушкина; «оно сказалось и в выборе друзей-корреспондентов, и в характере писем, к ним отправленных; если сравнить некоторые из них одно с другим, — положительно нельзя поверить, что писаны они одним лицом; стоит вчитаться в них, всмотреться, — и мы сможем по ним писать характеристики тех, кому они были отправлены! Какой, например, прекрасной, серьезной и добродетельной женщиной рисуется Осипова, окруженная неизменным уважением поэта. Каким легкомысленным эгоистом представляется брат поэта, «милая пустельга» Лёвушка... Мелькает тревожный, страстный образ красавицы Керн; в нескольких коротких записочках очерчивается «светлая душа» Жуковского, вечного заступника поэта; тут же, недалеко от певца Светланы, обыкновенно отпечатывается жесткий, каменный профиль Бенкендорфа, попутно мелькают разные литераторы, поэты, критики, и, наконец, всё это вытесняет красавица Nathalie, легкомысленная до жестокости, пустая и холодная, вся окруженная нежнейшей любовью поэта, — роковой образ, покрытый его поцелуями, облитый его слезами и кровью. — Особенность этих писем», повторяет В.В. Сиповский: «заключается в том, что образ поэта меняется в зависимости от того, к кому он пишет, меняется до неузнаваемости, до слияния с чуждым образом: с литератором — он только литератор, с политиком он — политик, с сплетником — сплетник, с гулякой — только гуляка и ничего более. Как хороший артист, которого никто не узнает в разных ролях, сживается Пушкин со всякими ролями... «Первый признак умного человека — с первого взгляда знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подобными», — пишет Пушкин, критикуя Чацкого... Впечатлительность, жизнь во власти минуты помешала Пушкину устойчиво относиться к людям, — отсюда вытекает та двойственность, которая легко изобличается письмами»¹⁰, но по этому «нельзя говорить о неискренности, фальши поэта в отношениях к людям, — напротив, он всегда чересчур искренен: стоит кому-нибудь сказать ему теплое слово, он сейчас же уступал его влиянию и отвечал таким же теплым словом».

¹ «В юбилейном 1887 г. профессор Казанского Университета А.С. Архангельский (ум. 1926) уже написал очерк: «Пушкин в его произведениях и письмах», Казань. 1887.
² «Русск. Вестн.» 1889, ноябрь, стр. 340.
³ «Работая над изданием еще I тома Сочинений Пушкина, он постепенно, но деятельно подготовлял к печати и собрание его писем, собственноручно снимая копии с подлинников, которые с большим усердием раздобывал у владельцев. Эти копии переданы были потом вдовою Л.Н. Майкова в Комиссию по изданию сочинений Пушкина и, вновь по возможности проверенные по автографам, послужили материалом, основным фондом при подготовке Академического трехтомного издания Переписки Пушкина. Ныне эти копии — в Пушкинском Доме.
⁴ В предисловии к опубликованию письма Пушкина к Н. А. Дуровой в «Пушкинском Сборнике» (в память столетия дня рождения поэта), С.-Пб. 1899. стр. VI — VII.
⁵ «Сборник журнала «Русское Богатство». Под редакцией Н.К. Михайловского и В.Г. Короленко», С.-Пб. 1899, стр. 111—187.
⁶ Со времени написания статьи Е.А. Ляцкого опубликовано значительное количество новых писем Пушкина к Вяземскому, которые дают возможность сказать, что круг интересов переписки поэта с ним не ограничивался одной литературою. Б.М.
⁷ См. выше, Б.М.
⁸ Намек на Дубельта, разбиравшего бумаги поэта с Жуковским? Б.М.
⁹ «А.С. Пушкин по его письмам» — в сборнике «Памяти Л.Н. Майкова», С.-Пб. 1903, стр. 455—468.
¹⁰ Как примеры этой двойственности В.В. Сиповский приводит часто противоречивые отзывы Пушкина об А.А. Фукс, В.И. Дмитриеве П. А. Катенине, гр. Д.И. Хвостове, Плетневе, дяде В.Л. Пушкине.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10