1-2

— Кюхельбекерно и тошно — ср. выше, стр. 46, 245 и 265— Пушкин, быть может, потому вспомнил Кюхельбекера в беседе своей с Вяземским, что этот последний в письмах к жене неоднократно поручал ей хлопотать о назначении Кюхельбекера в Одессу — к Воронцову, к графу Витту или к какому-нибудь другому сановнику. Княгиня Вяземская энергично, но безуспешно старалась устроить судьбу товарища Пушкина, который даже составил для гр. Воронцова записку о Кюхельбекере по письму о том кн. Вяземского («Остаф. Арх.», т. V, вып. 2, стр. 121). См. ниже стр. 345.

— Лорд Байрон умер в Миссолонги (в Греции) 7(19) апреля 1824 г.; день его смерти Пушкин отметил на переплете своей рабочей тетради, хранящейся теперь в б. Румянцовском Музее под № 2370.

— Князь Вяземский в письмах к жене (которые последняя давала читать Пушкину) постоянно поручал ей побуждать Пушкина откликнуться на смерть Байрона стихами. «Кланяйся Пушкину и заставь его тотчас писать на смерть Байрона, а то и денег не пришлю. Да что же не отвечает он мне о напечатании своих поэм?» (6 июня); «Кланяюсь Пушкину и ожидаю его надгробной песни Байрону» (16 июня); «Пушкин, я чаю, сердится, что не присылаю ему денег. Пускай он мне пришлет скорее стихи на смерть Байрона: я и сам хочу прозою написать о том же. Вместе напечатаем» (21 июня); «Кланяйся Пушкину. Что же Байрона?» (6 июля) «Остаф. Арх.», т. V, вып. 1, стр. 11,15,17, 26). На эти запросы княгиня отвечала мужу 27 июня: «Пушкин положительно не желает писать на смерть Байрона; мне кажется, он слишком занят, а в особенности слишком захвачен, чтобы заниматься чем-либо, кроме своего Онегина, который, по моему мнению, — второй Чайльд Гарольд: молодой человек беспорядочной жизни, портрет и история которого отчасти должны походить на самого автора; он говорит мне некоторые отрывки, — так как нельзя слушать все целиком: говорят, что в поэме много непристойного; она полна эпиграмм на женщин, но во многих описаниях можно найти прелесть его первых стихотворений. Он начал еще какую-то «Цыганку», которую не хочет оканчивать» (там же, вып. 2, стр. 112—113). 4 июля она же писала мужу: «Пушкин не сердится из-за денег и прерывает меня, как только я о них заговариваю. Я пытаюсь приручить его к себе, как сына, но он непослушен, как паж; если бы он был менее дурен собою, я дала бы ему имя «Керубино» [Керубино — паж графини Альмавива в «Женитьбе Фигаро»]; право, он только и делает, что ребячества, но на этом-то он и сломает себе шею не в тот, так в другой раз. Поговори о нем с Трубецким и попроси его рассказать о его последних проделках. Не говори с ним о Байроне прежде, чем он не кончит Онегина: он ничего не сделает, даже если он тебе и пообещает. Он говорит, что с тех пор, что узнал меня, стал бояться тебя. Он говорит: «Я всегда смотрел на вашего мужа, как на холостого, — теперь он в моих глазах — сила, — и первое же письмо, которое я ему буду писать, будет начато: «Ваше сиятельство, милостивый государь»., со всеми возможными церемониями и почтительностью» (ib., стр. 115).

— Драма или «мистерия» в 3 действиях «Каин» написана была Байроном в конце 1821 г., «Гяур» — в 1813, «Чайльд-Гарольд» — в 1809—1817, «Дон-Жуан» — в 1818—1823 гг.

О намерении кн. Вяземского написать V песнь «Чайльд-Гарольда» и воспеть в ней смерть самого Байрона см. ниже, стр. 425—426.

— С отзывами о Греции ср. отзывы выше, в черновых письмах Пушкина к В.Л. Давыдову [?] за №№ 82 и 83.

— Говоря о времени, предшествовавшем ссылке Пушкина в деревню и об отзывах о нем Воронцова, Н.О. Лернер пишет: «В 1824 г. Пушкин был уже не тот пламенный энтузиаст, который с горящими сочувствием глазами говорил о греческом восстании и славил великого духом Ипсиланти и геройскую «страну Гомера и Фемистокла». К 1823—1824 году «вольнолюбивые надежды» оставили поэта, наблюдавшего постепенное крушение революции в Германии, Австрии, Испании, Неаполе, — и он, уже не надеясь «кровавой чаши причаститься» и наслушавшись речей своего «демона» (А.Н. Раевского), который «не верил свободе» и открыл ему «жизни бедный клад», скептически писал:

Паситесь, мирные народы,
Вас не пробудет чести клич!
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь;
Наследство их из рода в роды —
Ярмо с гремушками да бич.

Покинув вообще «либеральный бред», Пушкин глядел теперь иначе на греков, этих «современных Леонидов», как он выражался, лишенных энтузиазма, не имеющих понятия о чести. Кто-то из близких даже упрекал его во вражде к борющейся за свое освобождение Греции и в симпатиях к Турецкому игу» («Пушк. и его соврем.», вып. XVI, стр. 69—70).

— Негров Пушкин называет «своей братьей», намекая на происхождение свое от африканца Ибрагима (Абрама Петровича Ганнибала, род. 1618, ум. 1781), своего прадеда со стороны матери.

— О Фемистокле см. выше, стр. 324.

— Перикл — афинский государственный деятель (род. 494, ум. 429 г. до Р. Х.), прославившийся своим покровительством наукам и художествам.

— Мильтиад — Афинский вождь, старший современник Перикла, прославившийся победою над персами при Марафоне.

— В своих дополнительных примечаниях ко 2-й части «Чайдьд-Гарольда» (написанных в 1811 г.) Байрон, действительно, говорит следующее: «Афиняне замечательны своей ловкостью, а низшие классы афинского населения довольно удачно характеризуются пословицей, которая ставит их на ряду с «Салоникскими евреями и Негропонтскими турками». Среди различных иностранцев, живущих в Афинах, — французов, итальянцев, немцев, рагузанцев и проч., — никогда не было разногласия в отзывах о качествах греков, хотя по всем прочим вопросам они довольно резко между собою расходятся. — Французский консул г. Фовель, проведший тридцать лет преимущественно в Афинах, — человек, которому никто из знавших его не может отказать в признании за ним качеств талантливого художника и обходительного джентльмента, часто говорил в моем присутствии, что греки не заслуживают освобождения; он доказывал это ссылкою на их «национальную и личную развращенность».... Г. Рок, почтенный французский коммерсант, уже давно поселившийся в Афинах, уверял с весьма забавною важностью: «Сэр, это все та же сволочь, какая была в дни Фемистокла», — замечание, неприятное для «хвалителей времен протекших». Древние греки изгнали Фемистокла, новые надувают г. Рока; такова всегда была участь великих людей....» (Соч. Байрона, ред. С.А. Венгерова, т. I, стр. 493).

— Особенных «Виршей на смерть его превосходительства», т.-е., стихов на смерть Байрона, Пушкин не написал, но посвятил ему 10—13 строфы своего стихотворения «К морю», написанного перед отъездом из Одессы в Михайловское, откуда стихотворение это он послал затем к кн. Вяземскому при письме от 10 октября 1824 г. (№ 98).

— О перемене Министерства см. выше, стр. 328.

— Фита Глинка — Федор Николаевич, о котором см. выше, стр. 228—229, 262, и ниже, в письме Пушкина № 118. Говоря о цензуре и о «вольных» выражениях, Пушкин не имеет в виду какого-либо определенного стихотворения Ф.Н. Глинки, но лишь общий тон его лирических пьес невысокого качества.

— Пушкин не рассчитывал, что «Евгений Онегин» будет пропущен цензурою.

— Святая заповедь Корана — стих самого Пушкина — в начале «Бахчисарайского Фонтана»; говоря про евнуха, оберегающего ханский гарем, поэт пишет:

Его стараньем заведен
Порядок вечный. Воля хана
Ему единственный закон;
Святую заповедь Корана
Не строже наблюдает он...

Здесь, в письме, вместо стиха «святая заповедь Корана» надо, вероятно, читать рифмующие с ним слова, т. е. «воля хана» — воля императора Александра, державшего поэта в ссылке.

— О 2-м издании «Кавказского Пленника» см. выше, стр. 274,277. — Пушкин потому писал князю Вяземскому о данном брату позволении продать это издание, что в 1823 г. (см. письмо за № 58) он уполномочил князя, по его просьбе, заняться 2-м изданием этой поэмы и «Руслана и Людмилы».

— Говоря о Гнедиче, Пушкин имел в виду невыгодность для него условий издания «Руслана и Людмилы» и «Кавказского Пленника»: за первое Слёнин ему уплачивал по частям и даже не деньгами, а книгами, за второе же он получил всего 500 р. асс. (см. выше, стр. 239, 274).

— Князь Вяземский вел тогда по поводу своего предисловия к «Бахчисарайскому Фонтану» полемику с М.А. Дмитриевым, печатавшимся в «Вестнике Европы» Каченовского (см. выше, стр. 318—320, и «Русск. Стар.» 1904 г., № 1, стр. 118—121).

— Получив настоящее письмо Пушкина, князь П.А. Вяземский писал Тургеневу 26 июля: «Я получил от него [т.-е. Пушкина] письмо после катастрофы, где он мне о ней говорит, но совсем не в Вертеровском духе. Жена его поминутно видит и бранит; сказывает, что он очень занят своим Онегиным» («Остаф. Арх.», т. III, стр. 61).

1-2