1-2

— Эпиграмма А. С. Грибоедова — очень известное, ходившее по рукам, но не попавшее тогда в печать шестистишие, направленное на тех же М.А. Дмитриева и А.И. Писарева, что и вышеприведенная эпиграмма Вяземского. Вот текст ее, сообщаемый К.А. Полевым:

И сочиняют — врут и переводят — врут!
Зачем же врете вы, о дети. — Детям прут!
Шалите рифмами, нанизывайте стопы,
Уж так и быть, — но вы ругаться удальцы!
Студенческая кровь, казенные бойцы,
Холопы «Вестника Европы»!

(Соч. Грибоедова, изд. Акад. Наук, под ред. Н. К. Пиксанова, т. I, стр. XI, VII, 23 и 286). С князем Вяземским Грибоедов познакомился весною 1823 г. в Москве, где сблизился с ним в течение зимы 1823—1824 г. и, как мы видели выше, написал с ним вместе оперу-водевиль «Кто брат? кто сестра?» (см. там же, т. III, стр. 153, 322). — Пушкин и князь Вяземский и впоследствии неоднократно возвращались к мысли об издании своего журнала, в котором можно было бы сплотить единомышленников, ввести истинную и добросовестную критику и таким образом создать противовес изданиям литературных противников в роде Каченовского или людей сомнительной репутации в роде Воейкова, Греча, Булгарина или бездарностей в роде князя Шаликова и Измайлова. Пушкин, однако, верно отметил, что для ведения журнала у них недоставало «своего Каченовского», т.-е., личной выдержки, того постоянного трудолюбия и способности к черной работе, которых требует издание журнала... В 1826 г. Пушкин высказал П.А. Катенину мысль о необходимости основания журнала (см. письмо к Катенину от первой половины февраля 1826 г.) и в конце того же года принял участие в основании «Московского Вестника», а в конце 1827 г. князь Вяземский приглашал Пушкина, Жуковского и Д.В. Дашкова к изданию повременного сборника «Современник»; в 1830—1831 г. кружок Пушкина сплотился около «Литературной Газеты» барона Дельвига, после смерти которого Пушкин хлопотал (1831—1832 г.) о разрешении ему издавать литературно-политическую газету «Дневник», но она не состоялась, и только к 1836 году Пушкину удалось осуществить свою давнюю мечту об основании собственного журнала: это был «Современник», изданием которого в значительной части заведывали П.А. Плетнев, кн. В.Ф. Одоевский и А.А. Краевский.

— Говоря о том, что «на Воронцова нечего надеяться», Пушкин имел в виду свою ссору с ним и выяснившееся недоброжелательство к нему его начальника, на «великодушное покровительство» котораго он не мог, да и не желал претендовать (см. выше, в письме к А.И. Казначееву, № 84). Лишнее доказательство этого недоброжелательства поэт в это время усмотрел еще и из того, что он не получил приглашения на увеселительную поездку в Гурзуф, которую предпринял в июне граф Воронцов с многочисленными гостями для празднования новоселья в своем новом Гурзуфском доме (см. у А.Л. Бертье-Делагарда: Память о Пушкине в Гурзуфе — «Пушк. и его соврем.», вып. XVII — XVIII, стр. 82—83; ср. выше, в конце письма № 70).

— Ломоносову, как известно, покровительствовали такие «просвещенные вельможи», как Ив. Ив. Шувалов и граф М.Л. Воронцов; при их содействии Ломоносову иногда удавалось приводить в исполнение свои великие научные начинания и предположения.

— Французская фраза означает: «Где та свинцовая задница, которая будет толкать дело вперед?»

— Милонов — Михаил Васильевич, поэт (см. выше, стр. 228).

— Sectaire значит сектант, человек определенной партии.

— Дмитриев — Иван Иванович (см. выше, стр. 244—245,310—311), о литературном значении коего Пушкин так спорил с кн. Вяземским в письмах к нему от 4 ноября 1823 и 8 марта 1824 г. (№ 63 и 76). Осенью 1824 г. Дмитриев в письме к Жуковскому писал: «Последние стихи молодого Пушкина очень милы. В них легко узнаешь черты милого и доброго Жуковского. Они далеко лучше прежних отрывков из Онегина» («Русск. Арх.» 1871 г., кн. I, стр. 429).

— Называя П.А. Катенина в числе возможных сотрудников будущего журнала, Пушкин не знал, как резко отзывался он о Вяземском и о самом Пушкине по поводу предисловия Вяземского к «Бахчисарайскому Фонтану» (см. выше, стр. 319), а о самой поэме писал тому же приятелю своему Н.И. Бахтину: «Фонтан что такое, — и сказать не умею; смыслу вовсе нет. Вначале Гирей курит, потом встал и пошел куда-то, вероятно, на двор, ибо после об этом ни слова, а начинается описание внутренности гарема, где, по мнению Пушкина, запертые невольницы, пылкие грузинки и пр. сидят, беспечно ожидая хана!!! что за Мария? что за Зарема? Как они умирают? никто ничего не знает, — одним словом, это romantique. Стихи или, лучше сказать, стишки сладенькие, водяные, раз читаются, а два никак» (А.А. Чебышев, Письма П.А. Катенина к Н.И. Бахтину, С.-Пб. 1911, стр. 65.) Выпады Катенина против кн. Вяземского в тех же письмах тоже неприятно поражают своею злобностию и пристрастностию (см., напр., стр. 32, 35, 65 и др.). Вообще П.А. Катенин, как ни ценил Пушкин его образование и действительно основательное знание Западной литературы, относился к Пушкину не искренно, не чистосердечно, что видно, между прочим и из других его писем к Н.И. Бахтину (см. там же).

— Василий Львович — Пушкин, дядя поэта.

— Воейков — Александр Федорович, издатель, с В. И. Козловым, «Новостей Литературы», в которых кн. Вяземский сотрудничал; Пушкин хорошо знал невысокие нравственные качества Воейкова и был им недоволен за перепечатку, без разрешения, его «Элегии»: «Увы, зачем она блистает»... из только что (в конце декабря 1822 г.) вышедшей «Полярной Звезды на 1823 год» в «Новостях Литературы» (1823 г., кн. III, № I, от начала января, стр. 13—14). — Два письма (1821 и 1824) князя Вяземского к Воейкову см. в »Русск. Стар.» 1904 г., № 1, стр. 115—122.

— О Булгарине см. выше, стр. 305—306 и 307.

— Бируков — цензор (см. выше, стр. 260).

— П.Б. — Петербург.

— О «Revue des b?vues» см. выше, в письме № 49, и в объяснениях к нему, стр. 261.

— Асмодей — «арзамасское» прозвище князя Вяземского.

—1-я глава «Евгения Онегина» была закончена Пушкиным еще 22 октября 1823 г.: она вышла в свет в феврале 1825 г.

—15 мая 1824 г. Министром Народного Просвещения, на место князя А. Н. Голицына, был назначен адмирал Александр Семенович Шишков(см. выше, стр. 184—185), Президент Российской Академии и Беседы Любителей Российского слова, некогда столь ненавистный «арзамасцам»; Пушкин ждал от этого назначения «добра для литературы вообще» (ср. далее письма № 86, 88,89, 91, 118). В написанном осенью 1824 г. «Втором посланнии к цензору» Пушкин писал:

......ведаю, кому
Сей важной новостью обязана Россия:
Обдумав, наконец, намеренья благие,
Министра честного наш добрый царь избрал, —
Шишков уже наук правленье восприял.
Сей старец дорог нам: он блещет средь народа
Священной памятью Двенадцатого года.
Один в толпе вельмож он Русских муз любил,
Их, незамеченных, созвал, соединил;
От хлада наших дней сберег он лавр единый
Осиротелого венца Екатерины.
Он с нами сетовал, когда Святый Отец [кн. Голицын],
Омара да Али приняв за образец,
В угодность господу, себе во утешенье,
Усердно заглушить старался просвещенье...

И далее:

Цензура, вот кому подвластна ты была!
Но полно! мрачная година протекла,
И ярче уж горит светильник просвещенья.
Я, с переменою несчастного правленья,
Отставки цензоров, признаться, ожидал....

—2-е издание «Кавказского Пленника» не осуществилось, так как Ольдекоп выпустил перевод его на немецкий язык вместе с русским текстом поэмы; см. выше, стр. 290—291, и ниже, в письмах за №№ 86, 88, 92, 98, 107, 116, 20 июля 1827.

— По поводу времяпровождения Пушкина под конец пребывания его в Одессе кн. В.Ф. Вяземская, как мы уже упоминали (стр. 325), впоследствии вспоминала: «Иногда он пропадал. — Где вы были? — На кораблях. Целые трое суток пили и кутили» («Русск. Арх.» 1888 г., кн. II, стр. 306).

— Получив настоящее письмо Пушкина, князь Вяземский писал жене своей 1 июля: «Кланяйся Пушкину и скажи, что получил письмо его, кажется 14-го. Буду отвечать ему после. Скажи ему, чтобы он не дурачился, то-есть не умничал, ибо в уме или от ума у нас и бывают все глупости. Пускай перенимает он у меня! Я глупею ? vue d’oeil» («Остаф. Арх.», т. V, в. 1, стр. 24).

Следующее письмо

1-2