1-2

— Монолог Фингала: «Нет, песням никогда надгробным я не внемлю» находится в 3-актной трагедии Озерова «в стихах, с хорами и пантоминными балетами» — «Фингал», действие I, явл. 2-е; стоя у могилы царевича Тоскара, Фингал говорят:

Нет, гласам никогда надгробным я не внемлю,
Чтоб мысль не возвращал в отеческую землю,
Где возвышенный ряд родительских могил
Служил источником моих душевных сил;
Где часто при заре, над молчаливым холмом,
Под облачной грядой беседовал я с сонмом
Почиющих отцов... и т.д.

— Парнасское православие — правила классической школы, с которыми боролись писатели новой школы — романтики, проповедывавшие, что в поэтическом творчестве надлежит повиноваться лишь свободному вдохновению; Пушкин однажды шутя назвал романтизм «Парнасским афеизмом» (Послание» к А.Г. Родзянке, 1825 г.).

— «Щелчок цензуре» — следующие слова Вяземского в упомянутой статье его о «Кавказском Пленнике»: «...Кстати о строгих толкователях или, правильнее, перетолкователях, — заметим, что, может быть, они поморщатся и от нового произведения поэта, пылкого и кипящего жизнию. Пускай их мертвая оледенелость не уживается с горячностью дарования во цвете юности и силы; но мы, с своей стороны, уговаривать будем поэта следовать независимым вдохновениям своей поэтической Эгерии, в полном уверении, что бдительная цензура, которую нельзя упрекнуть у нас в потворстве, умеет и без помощи посторонней удерживать писателей в пределах дозволенного» (Сочинения, т. I, стр. 77).

— О цензоре Бирукове см. выше, стр. 260. Послание Бирукову — «Первое послание цензору» 1822 г.

— В «Полярной Звезде на 1823 г.» были помещены стихотворения князя Вяземского: «Послание к И.И. Дмитриеву, приславшему мне свои сочинения», «Всякий на свой покрой», «Цветы», а также Надписи к портретам и 4 эпиграммы.

— о прозе Вяземского ср. отзыв Пушкина в конце письма к нему от 1 сентября 1822 г.(№ 40, стр. 35).

— Под прозой Карамзина Пушкин разумеет, конечно, «Историю Государства Российского», о которой в остатках автобиографии Пушкина дошли до нас его восторженные отзывы.

— Глинка — Федор Николаевич (см. выше, стр. 44, 48, 262, 265).

— В статье о русских писателях Александра Александровича Бестужева (см. выше, стр. 242, 264), издателя «Полярной Звезды», — «Взгляд на старую и новую словесность в России» («Полярная Звезда на 1823 г.», стр. 1—44) был дан восторженный отзыв о Пушкине: «Александр Пушкин вместе с двумя предыдущими [Жуковским и Батюшковым] составляет наш поэтический триумвират. Еще в младенчестве он изумил мужеством своего слога, и в первой юности дался ему клад Русского языка, открылись горы поэзии. Новый Прометей, он похитил небесный огонь и, обладая оным, своенравно играет сердцами. Каждая пьеса его ознаменована оригинальностью; после чтения каждой остается что-нибудь в памяти или в чувстве. Мысли Пушкина остры, смелы, огнисты; язык светел и правилен. Не говорю уже о благозвучии стихов, — это музыка; не упоминаю о плавности их — по Русскому выражению, они катятся по бархату жемчугом. Две поэмы сего юного поэта: Руслан и Людмила и Кавказский Пленник исполнены чудесных, девственных красот; особенно последняя, писанная в виду седовласого Кавказа и на могиле Овидиевой, блистает роскошью воображения и всею жизнию местных красот природы. — Неровность некоторых характеров и погрешности в плане суть его недостатки — общие всем пылким поэтам, увлекаемым порывами воображения. (Род. 1799)». Затем следовала характеристика дарований «остроумного» князя Вяземского, «щедро сыплющего сравнения и насмешки», Гнедича, Ф. Глинки, в сочинениях которого «отсвечивается ясная его душа» и который «владеет языком чувств, как Вяземский языком мыслей», Д. Давыдова, Боратынского и всех других современных поэтов и писателей. Большинство характеристик Бестужева, действительно, состоит из общих мест и не всегда метких определений. Более подробное суждение Пушкина о статье Бестужева см. в письме к нему самому от 13 июня 1823 года (№ 57).

— Дядя — Василий Львович Пушкин, «Арзамасский» Староста; собрание его «Стихотворений», с портретом автора, было издано в Петербурге в 1822 году.

— Ив. Ив. Дмитриева, бывшего в 1810—1814 гг. Министром Юстиции, Пушкин ставил, как поэта, не высоко (ср., напр., отзыв в письме к Гнедичу от 27 июня 1832 года (выше, стр. 32) и в письмах к князю Вяземскому от 4 ноября 1823 и 8 марта 1824 г.

— Дорат — Claude-Joseph Dorat (род. 1734, ум. 1780) — французский легкий поэт и драматург. Позднее Пушкин отозвался о нем еще резче: говоря о влиянии французской литературы на русскую начала XIX века, он писал: «Ничтожество общее; французская обмельчавшая словесность envahit tout; знаменитые писатели не имеют ни одного последователя в России, но бездарные писаки, — грибы, выросшие у корней дубов; Дорат, Флориан, Мармонтель, Гишар, мадам Жанлис овладевают русской словесностию» («О Русской литературе с очерком французской»).

— Чаадаев — Петр Яковлевич; он жил тогда, по выходе в отставку, в Москве (о нем см. выше, стр. 200); письмо его с замечаниями о «Кавказском Пленнике», героя которого он находит человеком недостаточно пресыщенным («blas?»), — до нас не сохранилось.

— Со словами: «Другим досадно, что Пленник не кинулся в реку вытаскивать Черкешенку», можно сопоставить слова Пушкина в ответ на вопрос В.П. Горчакова: «Зачем не утопился мой Пленник вслед за Черкешенкой».

— О двоюродных братьях А.П. и М.А. Полторацких см. выше. Стихи одного на них «в честь будущей женитьбы Пушкина», по словам П.А. Ефремова (Соч., изд. Суворина, т. VIII, ст. 596), вряд ли действительно были написаны Полторацким, так как они попадаются и в тетрадях, «презревших печать», где состоят из 12 стихов и называются «Разговор от скуки».

Следующее письмо

1-2