1-2

— Жандр — Андрей Андреевич (род. 1789, ум. 1873), с которым юный Пушкин познакомился в кружке драматурга кн. А.А. Шаховского; здесь Жандр встречался также с Грибоедовым и вскоре стал одним из самых близких друзей этого писателя, который участвовал в ранних литературных опытах Жандра («Семела», подражание Шиллеру, 1817; «Притворная неверность», переделка из Барта, 1818). Интересуясь преимущественно театром и драматической литературой, Жандр еще в 1811 г. поставил на сцене Петербургского театра свой перевод комедии «Испытание», затем печатал переводы пиес и статьи по театру и литературе в «Сыне Отечества» и отдельно, переводил, с Катениным, «Баязета» Расина (перевод этот остался неизданным). В «Руской Талии» на 1825 г., изданной Булгариным, Жандр напечатал перевод 1-го действия вышеупомянутой Трагедии Ротру «Венцеслав» (стр. 54—73). 17 октября 1824 г. Грибоедов сообщал Катенину, что «Жандр пробудился из усыпления, переводит Венцеслава необыкновенно хорошо, без рифм — и тем лучше выходит» (Соч., ред. Н.К. Пиксанова, т. III, стр. 162). «По Грибоедова же совету», писал в свою очередь Катенин Бахтину 26 января 1825 г.: «Жандр ленивый перевел вольными стихами, инде с рифмами, а инде без рифм... трагедию Ротру «Венцеслав. Почтенная цензура опять запретила ее играть» (Письма. П.А. Катенина к Н.И. Бахтину, С.-Пб. 1911, стр. 74). Сам Пушкин позднее, набрасывая на бумагу свои мысли для предисловия к «Борису Годунову», вспомнил об опыте Жандра: «..... Стих, употребленный мною (пятистопный ямб), принят обыкновенно англичанами и немцами. У нас первый пример оному находим мы, кажется, в Аргивянах.⁴ А. Жандр в отрывке своей прекрасной трагедии, писанной стихами вольными, преимущественно употребляет его. Я сохранил цезуру французского пентаметра на второй стопе и, кажется, в том ошибся, лишив добровольно свой стих свойственного ему разнообразия», и т. д. Критик «Московского Телеграфа» (1825 г., ч. I, № 2, стр. 109—170) в рецензии на «Рускую Талию» в свою очередь назвал отрывок из «Венцеслава» «весьма замечательным». «Жалкие ямбы многих стихотворцев», писал он: «заставили некоторых думать, что Александрийские наши стихи не годятся для трагедии. Озеров доказал своим примером, что для истинного таланта нет особенной надобности в том или другом размере: у Озерова Александрийские стихи превосходны. Желание писать другими размерами было у нас давно: Княжнин перевел Титово милосердие вольными стихами, а Родогуну (если не ошибаемся) Александрийскими, без рифм. В.А. Жуковский первый счастливо употребил (особенное стопосложение в переводе Орлеанской Девы: он вмещал в стихах или 5 стоп ямбов с пиррихиями, или прибавлял в конце еще один краткий слог, вмешивал Александрийские стихи, даже употреблял неслыханный размер: 61/2 стоп ямба и пиррихия. Пример Жуковского доказал, что и это, вновь изобретенное им стопосложение можно употреблять в трагедиях. Теперь г. Жандр представляет образчик вольных ямбо-пиррихических стихов без рифм, — и стихи Г. Жандра доказывают, что трагедию можно писать всякими стихами. Нам кажется, что если бы А.С. Пушкин написал трагедию своим любимым четырехстопным ямбическим размером, стихи были бы прекрасны». Ср. выше, стр. 444. — Отрывки из «Венцеслава» были напечатаны еще в альм. «Радуга» 1830 г., стр. 153—160. В 1825 г. Жандр служил Правителем Канцелярии Военно-Счетной Экспедиции Военного Министерства; в 1836 г., когда он был Директором Канцелярии Морского Министерства, Пушкин обращался к нему с письмом, ходатайствуя за одного молодого человека, желавшего поступить на службу во флот. Впоследствии А.А. Жандр был членом Адмиралтейств-Совета, сенатором и д. тайным советником. Литературная деятельность его совершенно прекратилась уже в конце 1820-х годов. О нем см. нашу статью в «Русском Биографическом Словаре», 1916 г., и «Алфавит декабристов», под ред. Б.Л. Модзалевского и А.А. Сиверса, Лгр. 1925, стр. 81 и 316.

— О Записках (M?moires) Пушкина см. в предыдущем письме.

—1-я глава «Евгения Онегина» была закончена 22 октября 1823 г., 2-я — 8 декабря 1823 г., 3-я — 2 октября 1824 г., 4-я — ко времени написания письма к Катенину, т. е. не позже 12 сентября 1825 г.

— «Проказы с К...»: Ефремов (изд. 1882 г., кн. VII, стр. 157) раскрывает имя, скрытое Анненковым, — «с Кавериным», — но не знаем, на каком основании; предположение это, однако, вполне вероятно, так как лейб-гусар Петр Павлович Каверин (род. 1794, ум. 1855), воспетый юным Пушкиным (1817 г.), был известен как большой повеса, шутник и проказник, организатор всевозможных шалостей, похождений, — не всегда невинных, но всегда веселых и забавных (см. Ю.Н. Щербачев, Приятели Пушкина М.А. Щербинин и П.П. Каверин, М. 1913, стр. 44—47 и 60—61; Ю.Н. Щербачев полагает, что под К. следует «несомненно» видеть Каверина: стр. 59 и 159).

— Театральный майор — Денисович, с которым у юноши Пушкина произошла крупная ссора в ту пору Петербургской его жизни (в зиму 1819—1820 г.), когда он, по выходе из Лицея, отдавался всем развлечениям светской жизни в кругу представителей золотой молодежи, будучи постоянным посетителем театра и его кулис и участником всех событий и эпизодов театральной жизни. Ссора с Денисовичем, по словам романиста И.И. Лажечникова, произошла у Пушкина из-за того, что, будучи в театре на какой-то пустой пиесе и сидя рядом с майором, он, недовольный игрой, «зевал, шикал, говорил громко «несносно»! Соседу его пиеса, повидимому, очень нравилась. Сначала он молчал, потом, выведенный из терпения, сказал Пушкину, что он мешает ему слушать пиесу. Пушкин искоса взглянул на него и принялся шуметь попрежнему. Тут Денисевич объявил своему неугомонному соседу, что потребует полицию вывесть его из театра. — «Посмотрим», — отвечал хладнокровно Пушкин и продолжал повесничать. Спектакль кончился, зрители начали расходиться. Тем и должна была бы кончиться ссора наших противников, но мой витязь не терял из виду своего незначительного соседа и остановил его в коридоре. «Молодой человек», сказал он, обращаясь к Пушкину, и вместе с этим поднял свой указательный палец: «Вы мешали мне слушать пиесу ....это неприлично, это невежливо». — «Да, я не старик», отвечал Пушкин: «но, господин штаб-офицер, еще невежливее здесь и с таким жестом говорить это мне. Где вы живете?» Денисевич сказал свой адрес и назначил приехать к нему в восемь часов утра. Не был ли это настоящий вызов?...«Буду», отвечал Пушкин. На другое утро, по словам Лажечникова, жившего тогда в одной квартире с Денисевичем, поэт явился в сопровождении двух офицеров гвардейцев — адъютанта и фронтового [не был-ли последний — Катенин?] — для исполнения дуэли, но тут Лажечников, узнав, что приехавший статский — Пушкин и желая спасти его от опасности, ему грозившей, вызвал Денисевича в другую комнату и старался убедить его извиниться перед Пушкиным. Это ему удалось, — и Пушкин, удовлетворенный, уехал (см. И.И. Лажечников, Знакомство мое с Пушкиным, — Соч., т. VII. С.-Пб. 1858, стр. 307—317). Впоследствии, в письме своем к поэту из Твери от 13 декабря 1831 г., Лажечников, посылая свой роман «Новик», вспоминал об этом эпизоде из жизни Пушкина: «Волею или неволею, займу несколько строк в истории вашей жизни. Вспомните малоросца Денисевича с блестящими, жирными эполетами и с душою трубочиста, вызвавшего вас в театре на честное слово и дело за неуважение к Его Высокоблагородию; вспомните утро в доме Графа Остермана, в Галерной, с вами двух молодцов Гвардейцев, ростом и духом исполинов, бедную фигуру Малоросца, который на вопрос ваш: приехали ли вы во-время? отвечал нахохлившись, как индейский петух, что он звал вас к себе не для благородной разделки рыцарской, а сделать вам поучение, како подобает сидети в Театре, и что Майору неприлично мериться с фрачным; вспомните крохотку Адъютанта, от души смеявшегося этой сцене и советовавшего вам не тратить благородного пороха на такой гад и шпор иронии на ослиной коже. Малютка-Адъютант был ваш покорнейший слуга — и вот почему, говорю я, займу волею или неволею строчки две в вашей истории. Тогда видел я в вас Русского дворянина, достойно поддерживающего свое благородное звание; но когда узнал, что вы — Пушкин, творец Руслана и Людмилы и столь многих прекраснейших пиес, которые лучшая публика России твердила с восторгом на память — тогда я с трепетом благоговения смотрел на вас и в числе тысячей поклонников (ваших) приносил к треножнику вашему безмолвную дань».... (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 353). Ср. еще в статье П.О. Морозова: От Лицея до ссылки — Соч., ред. Венгерова, т. I, стр. 491 и др., и в статье Б.Л. Модзалевского: Из галлереи современников и знакомцев Пушкина (Пушкин и Лажечников) — в Сборнике в честь А.Ф. Кони, Лгр. 1925, стр. 103—135.

— Итальянская фраза в конце письма означает: «Прощай, поэт, до свидания, — но когда?»

— Катенин отвечал Пушкину на настоящее письмо 24 ноября 1825 г. уже из Петербурга, куда получил разрешение вернуться, а Пушкин в свою очередь откликнулся на его письмо 4 декабря (см. ниже, № 191).

² В декабрьской книжке «Москвитянина» 1852 г. (№ 24, стр. 21—25) он поместил небольшую, но ценную статейку: «Для биографии Пушкина», содержавшую поправки к статье Н.В. Берга о сельце Захарове, в котором, в детстве своем, жил поэт. Два портрета А.Ю. Пушкина — в Пушкинском Доме.

³ Т. е. казармы Преображенского полка, в коем тогда служил Катенин.

⁴ Трагедия Кюхельбекера; отрывки из нее были напечатаны в «Мнемозине» 1824 г. и в «Соревнователе Просвещения и благотворения» 1825 г., ч. XXX и XXXI. — О пятистопном ямбе в «Годунове» см. у Н.К. Козьмина, «Взгляд Пушкина на драму», С.-Пб. 1900, стр. 38—39.

1-2