[Середина декабря 1824 г. Михайловское].

Изъ Азіи пере?хали мы въ Европу² на корабл?. Я тотчасъ отправился на такъ названную Митридатову гробницу (развалины какой-то башни); тамъ сорвалъ цв?токъ для памяти и на другой день потерялъ безъ всякаго сожал?нія. Развалины Пантикапеи не сильн?е под?йствовали на мое воображеніе. Я вид?лъ сл?ды улицъ, полузаросшій ровъ, старые кирпичи и только. Изъ ?еодосіи до самаго Юрзуфа ?халъ я моремъ. Всю ночь не спалъ; луны не было; зв?зды блистали; передо мною въ туман? тянулись полуденныя горы..... «Вотъ Четырдагъ», сказалъ мн? Капитанъ. Я не различилъ его, да и не любопытствовалъ. Передъ св?томъ я заснулъ. Между т?мъ корабль остановился въ виду Юрзуфа. Проснувшись, увид?лъ я картину пл?нительную: разноцв?тныя горы сіяли; плоскія кровли хижинъ татарскихъ издали казались ульями, прил?пленными къ горамъ, тополи, какъ зеленыя колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-дагъ..... и кругомъ это синее, чистое небо, и св?тлое море, и блескъ, и воздухъ полуденный.....
Въ Юрзуф? жилъ я сиднемъ, купался въ мор? и объ?дался виноградомъ; я тотчасъ привыкъ къ полуденной природ? и наслаждался ею со вс?мъ равнодушіемъ и безпечностію Неаполитанскаго Lazzaroni. Я любилъ, проснувшись ночью, слушать шумъ моря и заслушивался ц?лые часы. Въ двухъ шагахъ отъ дома росъ молодой кипарисъ; каждое утро я нав?щалъ его и къ нему привязался чувствомъ, похожимъ на дружество. Вотъ все, что пребываніе мое в Юрзуф? оставило у меня въ памяти.
Я обь?халъ полуденный берегъ, и путешествіе М. оживило во мн? много воспоминаній; но страшный переходъ его по скаламъ Кикенеиса не оставилъ ни мал?йшаго сл?да въ моей памяти. По горной л?стниц? взобрались мы п?шкомъ, держа за хвостъ татарскихъ лошадей нашихъ. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось какимъ-то таинственнымъ, восточнымъ обрядомъ. Мы пере?хали горы, и первый предметъ, поразившій меня, была береза, с?верная береза! Сердце мое сжалось: я началъ ужь тосковать о миломъ полудн?, хотя все еще находился въ Таврид?, все еще вид?лъ и тополи и виноградныя лозы. Георгіевской монастырь и его крутая л?стница къ морю оставили во мн? сильное впечатл?ніе. Тутъ же вид?лъ я и баснословныя развалины храма Діаны. Видно ми?ологическія преданія счастлив?е для меня воспоминаній историческихъ; по крайней м?р? тутъ посетили меня ри?мы. Я думалъ стихами. Вотъ они:
Къ чему холодныя сомн?нья?
Я в?рю: зд?сь былъ грозный храмъ.
Гд? крови жаждущимъ богамъ
Дымились жертвоприношенья;
Зд?сь успокоена была
Вражда свир?пой эвмениды;
Зд?сь провозвестница Тавриды
На брата руку занесла;
На сихъ развалинахъ свершилось
Святое дружбы торжество,
И душь великихъ божество
Своимъ созданьемъ возгордилось.
.........................
Ч — , помнишь ли былое?
Давно ль съ восторгомъ молодымъ
Я мыслилъ имя роковое
Предать развалинамъ инымъ?
Но въ сердц?, бурями смиренномъ,
Теперь и л?нь и тишина,
И въ умиленьи вдохновенномъ,
На камн?, дружбой освященномъ,
Пишу я наши имена.
Въ Бахчисарай прі?халъ я больной. Я прежде слыхалъ о странномъ памятник? влюбленнаго хана. К** поэтически описывала мн? его, называя la fontaine des larmes. Вошедъ во дворецъ, увид?лъ я изпорченный фонтанъ; изъ заржавой жел?зной трубки по каплямъ падала вода. Я обошелъ дворецъ съ большой досадою на небреженіе, въ которомъ онъ изтл?ваетъ, и на полуевропейскія переделки н?которыхъ комнатъ. N. N. почти насильно повелъ меня по ветхой л?стниц? въ развалины гарема и на ханское кладбище.
Но не т?мъ
Въ то время сердце полно было:
лихорадка меня мучила.
Что касается до памятника ханской любовницы, о которомъ говоритъ М., я о немъ не вспомнилъ, когда писалъ свою поэму, а то бы непрем?нно имъ возпользовался.
Разтолкуй мн? теперь: почему полуденный берегъ и Бахчисарай им?ютъ для меня прелесть неизъяснимую? Отъ чего такъ сильно во мн? желаніе вновь пос?тить м?ста, оставленный мною съ такимъ равнодушіемъ? Или воспоминаніе самая сильная способность души нашей, и имъ очаровано все, что подвластно ему?

* Черновое.

Путешествіе по Таврид?, прочелъ я съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ. Я былъ на полуостров? въ тотъ-же годъ и почти въ то-же время какъ и И. М. Очень жал?ю что мы не встр?тились. Оставляю въ сторон? остроумныя его изысканія; для пов?рки оныхъ потребны обширныя св?денія самаго Автора. Но знаешь-ли что бол?е всего порозило меня въ этой книг?? различіе нашихъ впечатл?ній. Посуди самъ. ³
Изъ Азіи пере?хали мы въ Европу ⁴ на карабл?. Я тотчасъ отправился на такъ называемую Митридатову Гробницу (развалины какой то башни) тамъ сорвалъ цв?токъ для памяти и на другой день потерялъ [его] безъ всякаго сожал?нія. Развалины Пантикапеи не сильнее подействовали на мое воображеніе. Я вид?лъ сл?ды улицъ, полузаросшій ровъ, старые кирпичи — и только. Изъ ?еодосіи до самаго Юрзуфа ?халъ я моремъ. Всю ночь не спалъ. Луны не было, зв?зды блистали; передо мною, въ туман?, тянулись полуденныя горы.... «Вотъ Чатырдагъ» сказалъ мн? капитанъ. Я не различилъ его, да и не любопытствовалъ. Передъ св?томъ я заснулъ. Между т?мъ карабль остановился въ виду Юрзуфа. Проснувшись, увид?лъ я картину пл?нительную: Разноцв?тныя горы сіяли; плоскія кровли хижинъ татарскихъ издали казались ульями прилепленными къ горамъ; тополи, какъ зеленыя колонны, стройно возвышались между ими; съ права огромный Аю-Дагъ.... и кругомъ это синее, чистое небо, и св?тлое море, и блескъ и воздухъ полуденный.....
[На полуденномъ берегу] Въ Юрзуф? жилъ я сиднемъ, купался въ мор? и объ?дался виноградомъ; я тотчасъ привыкъ къ полуденной природ? и наслаждался ею со вс?мъ равнодушіемъ и безпечностію Неаполитанскаго Lazzaroni. Я любилъ, проснувшись ночью, слушать шумъ моря — и заслушивался ц?лые часы. Въ двухъ шагахъ отъ дома росъ молодой кипарисъ; каждое утро я нав?щалъ его, и къ нему привязался чувствомъ похожимъ на дружество. Вотъ все что пребываніе мое въ Юрзуф? оставило у меня въ памяти.
Я объ?халъ полуденный берегъ и путешествіе М. оживило во мн? много воспоминаній; но страшный переходъ его по скаламъ Кикенеиса, не оставилъ ни мал?йшаго сл?да въ моей памяти. По Горной Л?стниц? взобрались мы п?шкомъ держа за хвостъ Татарскихъ лошадей нашихъ. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось какимъ-то таинственнымъ, восточнымъ обрядомъ. Мы пере?хали горы и первый предметъ, поразивший меня была берёза, с?верная берёза! сердце мое сжалось я началъ уже тосковать о миломъ полудн? — хотя все еще [я] находился [я] въ Таврид?, все еще вид?лъ и тополи и виноградныя лозы. Георгіевской монастырь и его крутая л?стница къ морю, оставили во мн? сильное впечатл?ніе. Тутъ-же вид?лъ я и баснословныя развалины храма Діаны. Видно ми?ологическія преданія щастлив?е для меня воспоминаній историческихъ; по крайн?й м?р? тутъ пос?тили меня рифмы. Я думалъ стихами [о**]. Вотъ они.
Къ чему холодныя......
и проч.
Въ Бахчисарай при?халъ я больной. Я прежд? слыхалъ о странномъ памятник? влюбленнаго Хана. К** поэтически описывала мн? его, называя la fontaine des larmes. Вошедъ во дворецъ, увид?лъ я изпорченный фонтанъ; изъ заржавой жел?зной трубки по каплямъ падала вода. Я обошелъ дворецъ съ большой досадою на небреженіе въ которомъ онъ изтл?ваетъ и на полуевропейскія перед?лки н?которыхъ комнатъ. NN. почти насильно повелъ меня по ветхой л?стниц? въ развалины Гарема и на ханское кладбище
но не т?мъ
Въ то время сердце полно было —
Лихорадка меня мучила.
Что касается до памятника ханской любовницы, о которомъ говорить М. я [его не] объ немъ не вспомнилъ когда писалъ свою поэму — а то бы непрем?енно имъ воспользовался.
Разтолкуй мн? теперь по чему полуденный берегъ и Бахчисарай им?ютъ для меня прелесть неизъяснимую? Отчего такъ сильно во мн? желаніе вновь пос?тить м?ста оставленныя мною съ такимъ равнодушіемъ? или Воспоминаніе самая сильная способность души нашей, и имъ очаровано все что подвластно ему? и проч. ⁵
Пожалуйста не показывай этого письма никому даже и друзьямъ моимъ (разв? переписавъ уже) а начала въ самомъ д?л? не нужно —

* Черновое.

(Первая редакция).

[Я прочелъ] Путеш. по Тавр. прочелъ я съ жадностью и чрезвычайнымъ удовольствіемъ — Я былъ на полуостров? въ тотъ-же годъ и почти въ то же время [съ] какъ и И. М. [Не понимаю! Жал?ю очень, какъ мы не встр?тились. — [Но кто им. глубокое] Оставляю въ сторон? остроумныя его изысканія; для поверки [коихъ] оныхъ [нельзя?] потребны [глубокія] обширныя св?денія самаго Автора. Но знаешь-ли что бол?е всего поразило [въ] меня въ этой книг?? различіе нашихъ впечатл?ній; [кажется] [помнится] [я писалъ теб? изъ К — о Кавказ? и Таврид? — [какъ говорится сгоряча — если письмо мое сохранилось до сего. Жал?ю] [сколько упомню]. Посуди самъ.
Изъ Туманя при?халъ я въ Керчь на карабл? — и тотчасъ отправился на такъ называемую [могучій Митрид.] Митридатову гробницу — [кажется] (развалины какой-то башни). Воображеніе мое спало, хоть бы одно чувство, н?тъ — я сорвалъ цв?токъ для памяти — и на другой день потерялъ его безъ всякаго сожал?нія — Развалины Пантикапеи [еще] под?йствовали на мое воображеніе еще того мен?е — Сл?ды улицъ, полузаросшій ровъ, да [старые] кирпичи. — [Вплоть?] Изъ ?еод. до самаго Юрзуфа — плылъ я моремъ; всю ночь не спалъ — луны не было, частыя зв?зды... Передо мною въ темнот? черн?ли полуденныя горы. — Вотъ Четырдагъ, сказалъ мн? капитанъ — Но не я [не] различилъ его — да и нелюбопытствовалъ — передъ св?томъ я заснулъ — Между т?мъ карабль остановился въ виду Юрзуфа. Я проснулся, увид?лъ картину пл?нительную — разноцветныя горы [сияли] [были озарены] [были] утреннимъ солнцемъ — [н?сколько рядовъ [ряды] плоскихъ кровель] плоскія кровли⁶ татарскихъ хижинъ [казались издали рядами [изда.] прилепленные] издали казались ульями, прилепленные къ горамъ — [издали казались ульями] — тополи стройные, [воз.] какъ зеленыя колоны, возвышались между [ими] ихъ рядами — съ права огромный Аю-дагъ. — [гора] размета<л>ся въ море и это синее чистое [полуденное] небо и блескъ и воздухъ полуденный — — —
[Въ] На полуденномъ берегу жилъ я сиднемъ, купался въ мор? и [?лъ] объ?дался виноградомъ и спалъ — [полу..] [полуденная] я тотчасъ привыкъ къ [природ?] полуденной [и ни на минуту ей не удивлялся] забылъ о с?вер? вовсе и наслаждался ею [со всей всевозможной безпечностію] какъ природный Неаполитанецъ — [холодность моя посреди прелестей природы была] [досаждала и см?шила]. — [Я жилъ] Я любилъ [проснувшись] просыпаться ночью [Я любилъ] и [слушать] слышать шумъ моря — и заслушивался ц?лыя часы [близъ] въ двухъ шагахъ отъ дома росъ молодой кипарисъ [я привыкъ и хаживалъ] я его [полюбилъ] я къ нему привязался — вотъ все что осталось [въ моей памяти отъ полуденнаго берега Тавриды].
Я объ?халъ оный, и Путешествіе М. оживило во мн? [памя.] много воспоминаній — но [опасенія] страшный переходъ [во вс? изсл?довать] не оставило ни мал?йшей въ моей памяти, [во] по горной л?стниц? [взобрался я] мы взобрались п?шкомъ, держа за хвостъ нашихъ Татарскихъ лошадей. Это забавляло меня черезвычайно. — Пере?хавъ горы — первый предметъ [бросившійся] который бросился въ глаза, была, береза, с?верное [берёза] дерево сердце мое сжалось — я началъ тосковать о миломъ полудн?. — Хотя и [все] былъ все еще въ Таврид?, все еще вид?лъ и тополи [и кизили] и виноградныя лозы [Гер.] [Гер.] Георгіевскій монастырь и его крутая л?стница [къ берегу] — [черныя скалы] къ морю оставили мн? единственное сильное впечатл?ніе. Я вид?лъ развалины храма Діаны, видно [и] ми?ологическія преданія щастлив?е для меня воспоминаній Историческихъ — по крайн?й м?р? [стихотворство?] [рифмы меня..... и вотъ что я] [я.......] [вотъ стихи, которые] тутъ пос?тили меня рифмы на бассейнъ памятникъ дружбы. Я думалъ стихами о Ч — вотъ [теб? эти стихи] они.
Въ Бахчисарай при?халъ я больной. [Лихорадка начинала меня мучить] Я [слышалъ объ фонтан? Керимъ-Герея] [слыхалъ о странномъ памятник?] влюбленного хана. — [Поэтическое воображенье К*** назвало] К.*** поэтически описала мн? его и [называла] называя [его] la fontaine des larmes — Вошедъ во дворецъ увид?лъ я изпорченный фонтанъ; [изъ него капала] изъ заржавой жел?зной трубочки по каплямъ падала вода — Я обошелъ дворецъ съ большой досадою на [нев?] небреженіе въ которомъ онъ изтл?ваетъ и на полуевроп?йскія переделки н?которыхъ комнатъ — NN почти насильно повелъ меня на ветхія развалины Гарема — и на х. кладбище. Не т?мъ и лихорадка меня мучила —
Что касается до памятника Потоцкой о которомъ говорить М. — Я [объ немъ не] [помню] помнилъ — [и не зналъ] когда начиналъ свой Бахчис. Фонт. а то бы непременно имъ воспользовался и пр.
Разтолкуй-же мн? теперь: почему полуденный Бахчисарай, им?ютъ для меня прелесть неизъяснимую? отчего такъ сильно во мн? желаніе снова пос?тить [опять] м?ста [вид?нныя] [гд? такъ] мною съ такимъ равнодушіемъ оставленныя. Воспоминаніе [всесильный] [могучи] чарод?й, самое сильное [чувство] способность души — [Все ему] [Оно] имъ очаровано все, что подвластно ему —

¹ Барону А.А. Дельвигу (стр. 105—110). Впервые напечатано в «Северных Цветах на 1826 год» (ценз. дозв. 25 февраля 1826 г.), отд. прозы, стр. 101—106, под заглавием: «Отрывок из письма А. С. Пушкина к Д.»; затем перепечатано было, в виде второго «приложения», при 3-м издании «Бахчисарайского Фонтана», 1830 г. (стр. 41—46), без перемен; в собрании «Поэм» Пушкина, ч. I, 1835 г., стр. 230—232, и в его «Сочинениях» (посмертное издание, т. II, 1838 г., стр. 188—190), с незначительными переменами и пропуском послания к Чаадаеву, внесенного в III том, стр. 138, под заглавием: Ч***ву; кроме того, под заглавием: «К Д. о Тавриде», помещено было, как образцовое, в книге И. С. Пенинского: «Российская хрестоматия, или отборные сочинения отечественных писателей в прозе и стихах», Ч. I, С.-Пб. 1833, отдел «Писем», стр. 294—297, а отсюда вошло в сборник образцов Беррара и Журдана для переводов на французский язык (С.-Пб. 1840 г., стр. 52). В нашем издании воспроизведен текст «Северных Цветов на 1826 год». В Соч., изд. Ефремова, 1882 г., т. VII, стр. 131—134, дана сводная редакция текста «Северных Цветов» и черновой рукописи, приведенной, в отрывках, в «Материалах» Анненкова (стр. 75—79). Черновик (1-я редакция) в рукописи б. Румянц. Музея № 2370, л. 42 об. — 44; другой черновик (2-я редакция), на бумаге с вод. зн. N. Сазонов, — перебеленный, но также с помарками, — в Рукоп. Отдел. Библ. Акад. Наук, в собр. Майкова (см. В.И. Срезневский, Пушкинская коллекция, принесенная в дар Библиотеке Акад. Наук А.А. Майковой — «Пушк. и его совр.», вып. IV, стр. 33, № 3). — Датируется по положению в тетради № 2370, на основании появления стихотворения «К Ч.» («К чему холодные сомненья») в № 12 «Сев. Пчелы» 1825 г., от 27 января (ценз. дозв. 26 янв.), а также по началу чернового наброска, в котором сказано: «Путешествие по Тавриде прочел я с чрезвычайным удовольствием», — книгу же эту Пушкин просил прислать ему еще в письме от начала ноября 1824 г. (№ 103).

— Общее содержание этого письма следует сравнить с почти современным поездке Пушкина в Крым письмом его к брату Льву Сергеевичу от 21 сентября 1820 г. (выше, стр. 12—14, № 16), где упоминается и Тамань, и Керчь, и Митридатова гробница, и Пантикапея, и другие местности, которые он посетил, путешествуя с Раевскими. С ними же прожил он три недели в Юрзуфе. Пребывание здесь Пушкина подвергнуто подробнейшему обследованию в работе А.Л. Бертье-Делагарда в сборн. «Пушк. и его современники», вып. XVII — XVIII, стр. 77—155: «Память о Пушкине в Юрзуфе»; в статье этой подробно описан и весь маршрут Пушкина и Раевских, из которого видно, что из Феодосии они выехали на брандвахтенном судне морем вечером 17—18 августа 1820 г., а в Юрзуф прибыли 18—19 августа утром; выехав оттуда 4—5 сентября, они 8 сентября были в Симферополе, откуда дня через два Пушкин отправился к месту службы в Кишинев и прибыл туда 21 сентября, проехав через Одессу (назв. сочин., стр. 105—112).

— Lazzaroni — так называются в Неаполе люди, живущие беспечно, под открытым небом и зарабатывающие себе хлеб разными мелкими промыслами и услугами. «Нет ничего грязнее Неаполя и его «ладзарони», которых насчитывают до 40 тысяч человек; они питаются макаронами, и большинство из них не имеет ночлега и спит на улицах», — писал из Неаполя своему отцу 25 октября (16 ноября) 1822 г. знакомец Пушкина и его сочлен по «Зеленой Лампе» кн. Д. И. Долгоруков («Русск. Арх.» 1914 г., № 5, стр. 22).

— О любимом Пушкинском кипарисе в Юрзуфе см. в указанной статье А.Л. Бертье-Делагарда, стр. 143—151.

— Путешествие М. — книга Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола «Путешествие по Тавриде в 1820 г.», С.-Пб. 1823; Муравьев посетил Крым летом 1830 г., а в Юрзуфе был месяцем позже, чем Пушкин.

— Кикенеис — селение на Южном берегу Крыма, принадлежавшее Ревельоти.

— Выехав из Юрзуфа с Раевскими, Пушкин проехал по тропам западной части берега верхом, затем через горы проехал к местности, называемой Мердвень (Лестница), посетил живописный Георгиевский монастырь, а затем уже направился в близ лежащий Бахчисарай.

— Изображение разрушенного храма Дианы (Артемиды) в Тавриде (упоминаемого далее в стихах к Чаадаеву), по реконструкции А. Шмитца, — см. в Соч. Пушкина, ред. Венгерова, т. II, стр. 9.

— Стихи «К чему холодные сомненья», под заглавием «К Ч.», были напечатаны, ранее появления всего письма Пушкина в «Северных Цветах», — в «Северной Пчеле» Булгарина от 27 января 1825 г., № 12, стр. 4.

— Ч. — П.Я. Чаадаев, тогда путешествовавший за границей. Конечные два стиха следует сравнить с заключительными словами приписываемого обыкновенно Пушкину другого послания к Чаадаеву же — 1818 г.:
Россия вспрянет ото сна
И на обломках самовластья
Напишет наши имена...
— Окончанию письма Пушкина придают важное биографическое значение, полагая, что словами: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes [фонтаном слез]» Пушкин желал сбить с толку читателей, которые, зная, вследствие бестактности Бестужева и Булгарина (см. выше, стр. 303—304 и 335—336), о сердечных переживаниях поэта, могли начать доискиваться имени той, которая владела его чувствами. «Совершенно ясен тот смысл, который поэт влагал в это известие для читателей, для знакомых и друзей», пишет П. Е. Щеголев: «Раньше, по слухам и по публикации Булгарина, мысль любопытного могла бы обратиться на одну из сестер Раевских. Но теперь сам Пушкин обозначил фамилию этой женщины неожиданной буквой К. (а не Р.), да кроме того прибавил, что рассказ о Фонтане он слышал раньше посещения Бахчисарая или Крыма... Ясно, что Пушкин, делая новое признание о происхождении «Бахчисарайского Фонтана», именно хотел устранить неприятные для него толкования прежнего признания и отдалить тот смысл, который находят в цитате из письма к Дельвигу биографы и комментаторы» («Пушк. и его совр.», вып. XIV, стр. 134—135). Того же мнения держался и П. И. Бартенев: высказывая предположение, что особа, поэтически описывавшая Пушкину «Фонтан слез», — та же самая женщина, про которую поэт говорил, что поэма его «Бахчисарайский Фонтан» есть не что иное, как переложение в стихи ее рассказа», прибавляет: «Буква К*, поставлена в печати может быть для прикрытия» (Пушкин в Южной России, М. 1914, стр. 44).

— N.N. — несомненно Николай Николаевич Раевский старший, с которым Пушкин был в Бахчисарае.

— Памятник ханской любовницы, а котором говорит Муравьев-Апостол, — «красивое», по его словам, «здание с круглым куполом», «мавзолей прекрасной Грузинки, жены хана Керим-Гирея»; рассказ об этом памятнике, заканчивающий собою сделанное Муравьевым описание Бахчисарая, был дан вместе с этим описанием, в виде «Выписки из путешествия по Тавриде И. М. Муравьева-Апостола», в приложении к изданиям «Бахчисарайского Фонтана», вышедшим при жизни Пушкина, — Получив «Северные Цветы на 1826 г.», Языков в письме к своим родным от 25 апреля 1826 г. высказывал мнение, что «Дельвиг сделал немалую глупость, напечатав письмо Пушкина о Бахчисарае» («Языковский Архив», вып. I, С.-Пб. 1913, стр. 247).

² Изъ Тамани въ Керчь.

³ Весь этот абзац перечеркнут.

⁴ Изъ Тамани въ Керчь.

⁵ Этот абзац перечеркнут поперечной чертою.

⁶ Переделано из «плоскихъ кровель», но восстановлено.