Черновое.

[Начало іюня 1824 г. Одесса].

[Votre lettre m’a fait bien de la peine,] Je suis bien fach? que mon cong? vous ait fait [de la] tant de peine, et [votre douleur m’a l’affliction que vous m’en t?moignez me touche sincerement. Quand a la crainte que vous [me t?moignez] [vous] avez relativement aux suites [qu' il me] que ce cong? peut avoir je ne les crois pas fond?es. [Confond] [Si vous regrettez] Que [regrettez vous] regretterai-je est-ce ma carri?re manqu?e? [C’est ? quoi] [je m’y suis resign? depuis 4 ans] C’est une id?e ? laquelle [je me suis] j’ai eu le tems de me r?signer. — [Est] Sont ce [les] mes appointements? — [Je n’ignore pas qu’avec mon manque de fortune et mon peu de moyens, je [n’aurois] ne puis pas [du] les d?daigner] — [Mais mais je pref?re aux] [mes occupa] Puisque mes occupations litteraires peuvent me procurer plus [d’argent] ’d’argent] que le [J’] il est tout naturel de [leurs] les sacrifier les occupations de mon service — Vous me parlez de protection et d’amiti? — Deux choses [? mon sens] ircompatibles. Je ne puis ni ne veux pr?tendre ? l’amitie du ? — te Wor. encore moins ? sa protection: rien que je sache ne d?grade plus que le patronage, et j’estime trop cet homme pour vouloir m’abaisser devant lui. [Malgr?] Ladessus j’ai des pr?jug?s [d’orgueil] d?mocratiques qui vaillent bien les pr?jug?s de l’org [et l’org] de l’Aristocratie.

[il est inutile cet] Je n’aspire qu’? l’ind?pendance — (pardonnez-moi le mot en faveur de la chose) — ? force de courage et [de travail] pers?v?rance, je finirai par en jouir. J’ai d?j? vaincu [la] ma r?pugnance [que j’avois] [de faire des vers] d’?crire et de vendre mes vers pour vivre; le plus grand pas est fait — si je n’?cris encore que sous l’influence capricieuse de l’inspiration, [du moinsj les vers une fois ?crits je ne les regarde plus que comme une marchandise ? tant la pi?ce. — Je ne con?ois pas la consternation de mes amis (je ne [la] sais pas trop ce que c’est que mes amis). [Et puis] Je suis fatigu? de d?pendre de la digestion bonne ou mauvaise [d’un] de tel et tel chef, je suis [blas?] ennuy? d’?tre trait? dans ma patrie avec moins d’?gard que le premier [imbecille] galopin anglois qui [va y] vient promener parmi nous sa [sottise] plattitude [sa nonchalance] et son baragouin.

Il n’y a pas de doute que le ? — te W., qui est un homme d’esprit saura [me mettre dans mon] me donner le tort dans l’opinion du public — triomphe [bien] tr?s flatteur et dont je le laisserai jouir tout ? son gr? [entendre], vu que je me soucie [tr?s peu de] tout autant de l’opinion de ce public que [des des feuilles] du blame et de l’admiration de nos journaux -

Перевод см. в примечании.

¹ Впервые напечатано в книге Анненкова: «Пушкин в Александровскую эпоху», стр. 256—258, затем в Соч., изд. Анненкова, т. VII, стр. 189 [где и перевод], в «Русск. Арх.» 1884 г., кн. II, стр. 189—190 [с переводом] и в «Русск. Стар.» 1884 г., т. 43, стр. 4; подлинник — в рукописи б. Румянцовского Музея № 2370, л. 8—9.

Перевод: «[Ваше письмо очень меня огорчило]. Мне очень досадно, что моя отставка вас так огорчила, а сожаление, которое вы мне по этому поводу выражаете, искренно меня трогает. Что касается ваших опасений относительно последствий, которые может повлечь эта отставка, то я не нахожу их основательными. О чем мне сожалеть? Не о моей ли неудавшейся карьере? Но у меня уже было довольно времени, чтобы покориться такой мысли. О моем жалованье? [Для меня ясно, что, при отсутствии состояния и при моих малых средствах, я не могу им пренебрегать]. Так как мои литературные занятия могут доставить мне больше денег, нежели [служба], то совершенно естественно принести им в жертву мои служебные занятия. Вы говорите мне о покровительстве и о дружбе, — двух вещах, по моему мнению, несовместимых. Я не могу, да и не хочу претендовать на дружбу графа Воронцова, еще менее — на его покровительство, ничто, сколько я знаю, не принижает более, чем покровительство, и я слишком уважаю этого человека, чтобы пожелать унижаться перед ним. У меня есть на этот счет демократические предрассудки, которые стоят предрассудков аристократической гордости. Я жажду только независимости (простите мне это выражение во внимание к самому понятию); с помощью смелости и настойчивости я, наконец, обрету ее. Я уже поборол в себе отвращение писать и продавать свои стихи из-за средств к жизни; самый большой шаг сделан; и если я еще пишу лишь под прихотливым влиянием вдохновения, — то, раз стихи написаны, я уже смотрю на них исключительно, как на товар, по столько-то за штуку. Я не постигаю ужаса своих друзей (да и не очень-то знаю, что такое мои друзья). Я устал зависеть от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что ко мне в моем отечестве относятся с меньшим уважением, чем к первому попавшемуся [дураку] мальчишке-англичанину, который является к нам, чтобы среди нас проявить свою [глупость] плоскость [небрежность] и свое бормотанье. Нет никакого сомнения, что граф Воронцов, — человек умный, — сумеет [сделать меня виноватым] выставить меня, в глазах общественного мнения, виноватым: победа весьма лестная, — и я предоставляю ему наслаждаться ею в свое удовольствие, ибо так же мало забочусь об общественном мнении, как и о брани и о восторгах наших журналов».

— Письмо это, служащее ответом на письмо А. И. Казначеева (до нас не дошедшее), касается ссоры Пушкина с графом М.С. Воронцовым (см. в письме № 81), в которой Казначеев принял роль посредника, уговаривал Пушкина успокоиться и не проситься в отставку. Как сказано было выше (стр. 323), 8 июля последовало высочайшее повеление об исключении Пушкина из службы, при чем он был выслан в деревню родителей, без права выезда оттуда, и отдан под надзор Рижского военного, Псковского, Лифляндского, Эстляндского и Курляндского генерал-губернатора маркиза Ф. О. Паулуччи. Печатая настоящее письмо, П.И. Бартенев писал по его поводу: «Кажется, что после знаменитого донесения о саранче Пушкин сначала получил увольнение только от службы, и уже потом пришла бумага из Петербурга об его ссылке на жительство в Псковскую губернию. Наказание поразило всех своею неожиданностью. Князя Воронцова в то время не было в Одессе (он объезжал свой край). Пушкин сделался сам не свой. Он пропадал целыми днями. Жившая в то время в Одессе добрая его знакомая [княгиня В.Ф. Вяземская. Б.М.] спрашивает его: «Что вас не видно? Где вы были?» — «На кораблях: трое суток сряду пили и кутили». Тем не менее, хоть и реже прежнего, он появлялся на даче Рено, у княгини Воронцовой. После известной его эпиграммы на ее мужа (в которой потом сам он раскаивался), конечно, обращались с ним очень сухо...» («Русск. Арх.» 1884 г., кн. III, стр. 188).

— Мнение Пушкина об унижающем влиянии покровительства, протекции, ср. выше, в письме его к брату от сентября — октября 1822 (№ 44) и в следующем письме к князю Вяземскому (№ 85); в письмах к А.А. Бестужеву от конца мая — начала июня и к К.Ф. Рылееву от второй половины июня 1825 г. (№ 148 и 150) Пушкин говорит о меценатстве со стороны государей и полусерьезно жалеет, что такое меценатство не проявлялось по отношению к нему лично. В конце письма, в словах Пушкина о первом попавшемся мальчишке-англичанине, — намек на пристрастие графа Воронцова ко всему английскому.