1-2-3

— Есть известие, что Карамзин перед отъездом в Москву действительно посетил Лицей в сопровождении князя Вяземского, который и воспользовался случаем, чтобы завести личное знакомство с Пушкиным. Вяземский, возвращаясь вместе с Карамзиным и В.Л. Пушкиным из Петербурга в Москву, «остановился на короткое время в Царском Селе и все они навестили Москвича-лицеиста, который начинал заявлять себя искусством стихотворческим», при чем «князь П.А. Вяземский уже дорожил молодым талантом, который выразился около того времени «Воспоминаниями в Царском Селе», «Посланием к Жуковскому» и др. Он вместе с Жуковским приветствовал и привязал к себе молодого Пушкина» («Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, ст. 111; «Складчина», С.-Пб. 1874, стр. 366). Дата письма Илличевского показывает, что это могло случиться не раньше 21, 22 или 23 марта. Самый факт посещения Лицея Карамзиным в сообществе с кн. Вяземским представляется вполне естественным, но трудно допустить, судя по содержанию и тону письма Пушкина к князю Вяземскому, чтобы знакомство их началось именно с этого времени: оно должно было состояться раньше. С князем Вяземским Пушкина до самой смерти связывала тесная дружба и близость литературных вкусов и интересов; письма Пушкина к нему занимают одно из первых мест в Пушкинской переписке. Об отношениях Вяземского и Пушкина см. Дневник Пушкина, под ред. В.Ф. Саводника и М.Н. Сперанского, М. 1923, стр. 113—140; Рассказы о Пушкине, записанные П.И. Бартеневым, под ред. М.А. Цявловского, М. 1925, стр. 28,78—79; сб. «Беседы», т. I, М. 1915, стр. 57—76, ст. И. Н. Розанова; К. Я. Грот, Пушкинский Лицей, С.-Пб. 1911, стр. 106—107; Дневник Пушкина, под ред. Б.Л. Модзалевского, Пгр. 1923, стр. 46.

— Говоря о русских стихах Шапеля и Буало, Пушкин имеет в виду легкие стихи самого, тогда еще молодого кн. Вяземского, в которых отразилось влияние этих двух французских писателей XVII столетия; из них Шапель (Claude-Emmanuel Luillier, dit Chapelle, род. 1626, ум. 1686) — легкий поэт, был второстепенным представителем группы писателей в анакреонтическом духе, составлявших как бы оппозицию напыщенным поэтам века Людовика XIV, а Буало (Nicolas Boileau-Despr?aux, род. 1636, ум. 1711) — известным сатириком и автором «Искусства поэзии» («Art po?tique»); Пушкин сравнивает Вяземского с Буало, имея в виду сатирические опыты Вяземского, к которым он, скептик по природе, был смолоду расположен.

— Софийский почталион: София — часть г. Царского-Села, близ которой находился Лицей, основанный здесь в 1811 году и выпустивший свой первый выпуск в 1817 году.

— Говоря о поэтах, которые притворяются, будто бы живали в деревнях и влюблены в безмолвие и тишину (это говорилось из подражания Горацию и его последователям), Пушкин, быть может, имел в виду и самого Вяземского, который еще в 1808 г., в «Послании к *** в деревню», не отрицая прелестей деревенской жизни, находил, что

... и в городе возможно с счастьем жить:
Оно везде — умей его лишь находить.

— Стихи, приведенные в письме, представляют обычный мотив Пушкинской поэзии Лицейского периода.

— «Славянские глупцы» — члены основанной в 1811 г. Шишковым Беседы Любителей Российского Слова, — представители старой школы писателей, противники литературной деятельности Карамзина и стоявших на его стороне «арзамасцев». Упоминая о «высоком», Пушкин, быть может, намекал на известный трактат, приписывавшийся Лонгину (род. в 213 г., ум. в 273), переведенный с греческого и изданный упомянутым выше наставником его И.И. Мартыновым в 1803 г. (вторично в 1826 г.).

— «Россиада» — героическая поэма родоначальника нашего искусственного эпоса Михаила Матвеевича Хераскова (род. 1733, ум. 1807) в 12 песнях, написанная по классическим правилам и чрезвычайно тяжелыми стихами (изд. 1779 г.), ко времени Пушкина уже совершенно устаревшая, но еще Державиным признававшаяся «бессмертною»; образцовым в некотором роде произведением, хоть и с недостатками, она признавалась и в пространном, печатавшемся почти в течение целого года разборе ее, написанном профессором А.Ф. Мерзляковым и в 1818 году помещенном в издававшемся им самим журнале «Амфион». Между тем, уже Батюшков называл Хераскова «водяным Гомером» (Сочинения, т. III, стр. 150); Пушкин же, говоря о чтении «пресловутой» «Россиады» в виде наказания, вспоминал, быть может, не менее пресловуто «Тилемахиду» Тредьяковского (1766 г.): в правилах «Эрмитажа» Екатерины II, ею самою написанных, было установлено шуточное наказание: «за легкую вину выпить стакан холодной воды и прочесть из «Тилемахиды» страницу: а за важнейшую — выучить из оной 6 строк» (Митр. Евгений, Словарь Русских светских писателей», т. II, М. 1845, стр. 221). Отзыв Пушкина о Хераскове, из которого несколько удачных стихов поэт привел, как эпиграфы к главам IX и Х «Капитанской Дочки») и о критике Мерзлякова см. еще в письме поэта к А.А. Бестужеву 1825 г. (№ 148).

На разбор Россиады.
С тобой согласен я — нет в свете ничего
Скучнее этого эпического вздора,
Окроме твоего...
Премудрого разбора!
(«Сборник Пушкинского Дома на 1923 год», Пгр. 1922, стр. 71—72, в статье Н.В. Измайлова).

— Граф Разумовский — вышеупомянутый Алексей Кириллович, тогдашний Министр Народного Просвещения.

— Выпуск из Лицея состоялся 9 июня 1817 г.

Быть может, Пушкину принадлежит и эпиграмма Лицейской поры на Мерзлякова и Хераскова:

— Говоря о «погребении покойной Академии и Беседы губителей Российского Слова», Пушкин имеет в виду заседания общества «Арзамас», на которых нередко осмеивалась и вышучивалась деятельность членов основанной в 1783 г. и закрытой в 1841 г. Российской Академии и Шишковской Беседы Любителей Российского Слова. В Уставе «Арзамаса» находился, между прочим, следующий §: «По примеру всех других обществ, каждому нововступающему члену «Арзамаса» надлежало бы читать похвальную речь своему покойному предшественнику, но все члены нового «Арзамаса» бессмертны, — и так за неимением собственных готовых покойников, новоарзамасцы положили брать напрокат покойников между халдеями «Беседы» и «Академии» (Е.П. Ковалевский, Граф Блудов и его время. С.-Пб. 1866, стр. 109; Полн. собр. соч. князя Вяземского, т. X, стр. 246). Принятый в члены «Арзамаса» еще до выпуска из Лицея с именем «Сверчок», Пушкин, проведший июль и почти весь август 1817 г. в Михайловском и вернувшийся затем в Петербург, только тогда мог быть принят в «Арзамас», так сказать, официально; это происходило в присутствии Жуковского, который 19 сентября 1817 года выехал в Дерпт, а 4 октября отправился уже из Петербурга в Москву (Дневник В.А. Жуковского, под ред. И.А. Бычкова, С.-Пб. 1903, стр. 52; Остафьевский Архив, т. I, стр. 87, 89). По словам П.И. Бартенева («Моск. Вед.» 1855 г., № 142, стр. 583), Пушкин только один раз был в собрании «Арзамаса», в котором произнес обычную вступительную речь в александрийских стихах; из нее известны, по памяти князя П.А. Вяземского, только начальные стихи:

«Венец желаниям! Итак, я вижу вас,
О други светлых Муз, о дивный Арзамас,
.................................
Где славил наш Тиртей [Жуковский] кисель и Александра,
Где смерть Захарову пророчила Кассандра [Блудов].»

Далее, характеризуя Арзамасское общество. Пушкин изображал Арзамасца

... в беспечном колпаке,
С гремушкой, лаврами и с розами в руке.

1-2-3