* 183. В.А. Жуковскому¹.

6-го октября [1825 г.]. Тригорское.

На дняхъ увидя въ окошко Осень, с?лъ я въ тел?жку и прискакалъ во Псковъ. Губернаторъ принялъ меня очень мило, я поговорилъ съ нимъ о своей жил?, посов?товался съ очень добрымъ л?каремъ и при?халъ обратно въ свое Михайловское. Теперь им?я обстоятельные св?денія о своемъ аневризм? поговорю объ немъ толкомъ — П. А. Осипова будучи въ Риг?, со всею заботливостію дружбы говорила обо мн? оператору Руланду; операція не штука, сказалъ онъ, но сл?дствія могутъ быть важны: Больной долженъ лежать н?сколько нед?ль неподвижно &с. — Воля твоя, мой милый — ни во Псков?, ни въ Мих. я на то не соглашусь; все равно умереть со скуки или съ аневризма; но первая смерть в?рн?е другой. — Я постели не вытерплю, во что бы то ни стало. 2-ое Псковской лекарь говорить: можно обойтись и безъ операціи, но нужны строгія предосторожности: не ходите много п?шкомъ, не ?здите верьхомъ, не д?лайте сильныхъ движеній &с. &с. Ссылаюсь на вс?хъ; что мн? будетъ д?лать въ деревн? или во Псков? если всякое физическое движеніе будетъ мн? запрещено? Губернаторъ об?щался отнестись что л?читься во Псков? мн? невозможно — и такъ погодимъ авось-ли Царь что нибудь р?шитъ въ мою пользу —

Теперь 3-ій § (и самый важный) Мойера не хочу, р?шительно. Ты пишешь: прими его какъ меня. Мудрено. Я не довольно богатъ чтобъ выписывать себ? славныхъ операторовъ — а даромъ лечиться не нам?ренъ — Онъ не ты. Конечно я съ радостію и благодарностью далъ бы теб? ср?зать не только стоновую жилу но и голову; отъ тебя благод?янье мн? не тяжело — а отъ другаго не хочу. Будь онъ теб? разприятель, будь онъ сынъ Карамзина —

Милый мой, посидимъ у моря подождемъ погоды; я не умру; это невозможно; богъ не захочетъ чтобы Гудуновъ со мною уничтожился. Дай срокъ: жадно принимаю твое пророчество; пусть трагедія искупить меня... но до трагедіи-ли нашему черствому в?ку? Покрайн?й м?р? оставь мн? надежду. — Чувствую что операція отниметъ ее у меня. Она закабалить меня на 10 л?тъ ссылочной жизни. Мн? уже не будетъ ни надежды ни предлога — страшно подумать, Отче! не брани меня, и не сердись когда я б?шусь; подумай о моемъ положеніи; вовсе не завидное, что ни толкуютъ. Хоть кого съ ума сведетъ.

Тригорское.
6 окт.

¹ В.А. Жуковскому (стр. 165—166). Впервые напечатано в «Русск. Арх.» 1870 г., ст. 1174—1175; подлинник (на бум. без вод. зн.) — в Гос. Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского.

— Письмо Пушкина служит ответом на следующее недатированное письмо к нему Жуковского (последнее, в свою очередь, писано в ответ на письмо Пушкина от 17 августа, — см. выше, № 172); «Ты, как я вижу, предал в руце мои только дух свой, любезнейший сын. А мне право до духу твоего нет дела: он жив и будет жив, ибо весьма живущ. Подавай-ка мне свое грешное тело, то-есть свой аневризм. С этим прекрасным аневризмом не уцелеет и дух твой. Дух же твой нужен мне для твоего Годунова, для твоих десяти будущих поэм, для твоей славы и для исправления светлым будущим всего темного прошедшего. Слышишь ли, Бейрон Сергеевич! Но смотри же: Бейрон на лире, а не Бейрон на деле: коментарии на эту фразу найдешь в письме Вяземского, в котором для тебя много разительной правды!² Этот Вяземский очень умный человек и часто говорит дело. Мне лучше его ничего нельзя сказать тебе. Да и не нужно. Я было крепко рассердился на тебя за твое письмо к сестре³ и к Мойеру;⁴ но твоя библейская фраза меня с тобою помирила. Прошу покорнейше уважать свою жизнь и помнить, что можешь сделать в ней много прекрасного, несмотря ни на какие обстоятельства. Следовательно вот чего от тебя требую: вспомнив, что настала глубокая осень (ты обещал ею воспользоваться), собраться в дорогу, отправиться в Псков и, наняв для себя такую квартиру, в которой мог бы поместиться и Мойер, немедленно написать к нему, что ты в Пскове и что ты дождешься его в Пскове. Он мигом уничтожит твой аневризм. Ты возвратишься в свою Опочку, примешься с новым духом за своего Годунова и напишешь такого Годунова, что у нас всех будет душа прыгать: Слава победит обстоятельства. В этом я уверен. Твое дело теперь одно: не думать несколько времени ни о чем, кроме Поэзии, и решиться пожить исключительно только для одной высокой поэзии. Создай что-нибудь бессмертное, и самые беды твои (которые сам же состряпал) разлетятся в прах. Дай способ друзьям твоим указать на что-нибудь твое превосходное, великое; тогда им будет легко поправить судьбу твою; тогда они будут иметь на это неотъемлемое право. Ты сам себя не понимаешь; ты только бунтуешь, как ребенок, против несчастия, которое само не иное что, как плод твоего ребячества: а у тебя такие есть способы сладить с своею судьбою, каких нет у простых сынов сего света, — способы благородные, высокие. Перестань быть эпиграммой, будь поэмой. И я ваш покорный слуга Жуковский. Уведомь немедленно, на что ты решишься касательно Пскова, Мойера и Аневризма» (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 291—292).

— Губернатор — Борис Антонович Адеркас (см. № 101, стр. 355—356).

— Руланд — Генрих-Христиан-Матвей Ruehland, — родом из Брауншвейга, род. в 1784 г., изучал медицину в Дерптском Университете (1811—1812), был хирургом и врачом в Рижском Военном Госпитале, имея звание штаб-лекаря; впоследствии был вольнопрактикующим врачом и умер 13 марта 1837 г. (A. Haseelblatt und G. Otto, Album Academicum der Kais. Universîlät Dorpat, Dorpat. 1889, S.43, № 622).

— О Мойере см. выше, в письмах № 160, 161, 169, 176, 180 и стр. 474—476.

— В письме к Вяземскому от 13—15 сентября (№ 180) Пушкин также высказывался в том смысле, что аневризмом своим он «дорожил, как последним предлогом к освобождению, ultima ratio libertatis».

² См. его выше, стр. 509—512.

³ О нем см. выше, стр. 499 и 510.

⁴ См. его выше, № 160.