|
1-2-3-4-5
— Броневский — Семен Михайлович (род. 1764, ум. близ Феодосии, на своей даче, 27 декабря 1830 г., — «С.-Пб. Вед.» 1831 г, № 25, 30 января); первоначально он служил, до полковничьего чина, в военной службе и был дежур-майором при графе Зубове, а прежде того был покровительствуем Зоричем, на счет которого путешествовал по Европе («Русск. Стар.» 1908 г., № 6, стр. 538); затем, перейдя в гражданскую службу, был с 1802 по 1804 г. правителем дел при Главноуправляющем Грузией князе П.Д. Цицианове, который оказывал ему «полную доверенность» («Акты Кавк. Археогр. Комм.», т. II, стр. 31). После того Броневский состоял при Константинопольской миссии и экспедитором в Азиатском Департаменте Министерства Иностранных Дел и, наконец, был с сентября 1810 г. до декабря 1816 г. Феодосийским градоначальником; масон Феодосийской ложи du Jourdain («Пушкин и его совр.», вып. XVII — XVIII, стр. 105), он был дружен со Сперанским и вел с ним переписку в мистическом духе (Сборн. «В память графа Сперанского», С.-Пб. 1872, стр. 487—489; барон М. А. Корф, Жизнь Сперанского, т. II, стр. 149).
Броневский известен был, как автор 2-томного сочинения: «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе», изданного в Москве в 1823 г. и бывшего в библиотеке Пушкина (Б.Л. Модзалевсвий. Библиотека А.С. Пушкина, С.-Пб. 1910, стр. 15). Рассказывая о Броневском и его увольнении от должности, Вигель объясняет это неуступчивостью, неладами с Новороссийскими генерал-губернаторами и происками и клеветами местной греческой партии: он был уволен «без просьбы, без вины и без копейки пенсиона... Во дни управления своего купил он в полуторе версты от города 8 или 9 десятин удобной земли, — участок, на коем построил он домик, состоящий из четырех или пяти комнат, и который засадил он любимыми своими миндальными деревьями. Как будто из благодарности за его попечение, доставляли они ему пропитание: около 3,000 асс. давали они ему ежегодного дохода. Какое положение! Оставаться без всякой власти среди врагов своих, которые при встречах явно оказывали ему презрение; за то все русские чиновники и все порядочные люди приязненным и почтительным обхождением наперерыв старались утешить его. Две трети года проводил он в единственном своем убежище, на зиму же, по недостатку в дровах, удалялся к старому другу своему генералу Бекарюкову, в имение его, верст за тридцать находящееся» (Воспом., ч. VII, стр. 166).
В дополнение приведем здесь еще отзыв о Броневском Г.В. Геракова, относящийся к тому же времени, как и отзыв Пушкина: «После обеда», пишет он: «на шлюпке градоначальника ездили к Броневскому, бывшему градоначальнику здесь. Он живет как пустынник, — руками своими возделывая сад свой — кормится; отличный человек! Я его давно знаю: преисполненный познаний и великий знаток на многих языках писать... Сад его, им разведенный, имеет более десяти тысяч фруктовых дерев; миндалю продает пудов двадцать, — и вот почтенного доход; в саду, можно сказать, много есть милого, семо и овамо, в приятном беспорядке: то остатки колонн Паросского мрамора, то камни с надписями, — памятник, воздвигнутый племяннице его, храмики, горки и проч. У Броневского застали [17 августа 1820] Н.Н. Раевского с дочерьми и с больным сыном [Николаем]» («Путевые записки по многим Российским губерниям 1820», Пгр. 1828, стр. 122—123). Далее Гераков называет Броневского «человеком с обширными сведениями и мастерски излагающим мысли свои» (стр. 138) и с восторгом отзывается о его сочинении «О южном береге Крыма» (стр. 161). Броневский был членом Казанского Общества любителей отечественной словесности (Месяцеслов на 1834 г., ч. I, стр. 561); о нем см. в книге еп. Гермогена; Таврическая епархия, Псков. 1887, стр. 371—373. «Издавая письма Пушкина», говорит А.Л. Бертье-Делагард: «его слова о Броневском приводят в обидной для памяти хорошего человека редакции: «Он не умный человек, но имеет большие сведения о Крыме.... стороне важной и запрещенной...» (Соч. Пушкина, Переписка, изд. Академии Наук, I, 21).
Пушкин, конечно, не постеснился бы и прямо назвать глупца настоящим именем, а так изложенное выходит не без странности, особенно в виду ранее им сказанной похвалы тому же Броневскому, узнать ум которого Пушкин не имел и времени. Кажется, что редакция «не ученый» вместо «не умный», и «запущенной» вместо не имеющей смысла «запрещенной» должна быть вернее («Пушкин и его совр.», вып. XVII — XVIII, стр. 105, примеч.). Мы приняли эти соображения А.Л. Бертье-Делагарда и внесли в текст соответствующие поправки.
— Виргилий — знаменитый Римский поэт, живший в I в. до Р. Х. Старик, питавшийся плодами фруктовых дерев своего сада, изображен Виргилием в кн. IV «Георгик».
— Юрзуф — греческая Юрзувита, в XIV столетии перешедшая к генуезцам, а затем к туркам, которые и дали ей название «Юрзуф». О Гурзуфе и пребывании в нем Пушкина см. статью А.Л. Бертье-Делагарда в сб. «Пушкин и его соврем.», вып. XVII — XVIII.
— Элегия, которою Пушкин написал ночью, при переезде морем из Феодосии (откуда Пушкин выехал в конце авгыста) в Юрзуф, — «Погасло дневное светило»; она была напечатана в журнале Н.И. Греча «Сын Отечества» 1820 г., ч. LXV, № 46, под заглавием: «Элегия», без подписи, но с пометой: «Черное море. 1820. Сентябрь». В Кишинев Пушкин приехал 21 сентября.
— Характеристика, данная-Пушкиным генералу Раевскому, отличается чрезвычайною верностью и меткостью; симпатии Пушкина к этому человеку, несомненно, еще больше возросли после 1825 г., когда дело 14 декабря нанесло ему столько тяжких сердечных ран: оба его сына, брат В.Л. Давыдов и зятья — М.Ф. Орлов и князь С.Г. Волконский — пострадали более или менее сильно; наконец, нежно любимая дочь его, княгиня М.Н. Волконская, последовала за мужем в ссылку в Сибирь, — что было для него большим ударом.
— Старший сын Раевского — Александр Николаевич (род. 16 ноября 1795, ум. 23 октября 1868); воспитанник Московского Университетского Благородного Пансиона, он считался там одним из лучших учеников (см. Н.В. Сушков, Московский Унив. Благор. Пансион, М. 1858, прилож., стр. 189; Речь, разговор и стихи, читанные в публичном акте в Унив. Благор. Пансионе 22 декабря 1806 г. — «Утренняя Заря» 1808 г., ч. VI, стр. 137—141), зачислен был затем на службу в Симбирский гренадерский полк (1810), продолжал ее в 5 егерьском и л.-гв. Егерьском (с 16 марта 1813), состоял (с 10 апреля 1813 г.) адъютантом графа М.С. Воронцова, участвовал во многих сражениях Отечественной войны, — между прочим, — при Дашковке (см. выше, стр. 190) и Бородине, а потом и в других боях 1813 и 1814 г. до взятия Парижа; полковник с 17 мая 1817 г., он 27 апреля 1819 г. был прикомандирован к Кавказскому корпусу, по болезни, требовавшей лечения минеральными водами (см. «Архив Раевских», под ред. Б.Л. Модзалевского, т. I, С.-Пб. 1908, стр. 220). Поступив под начальство Ермолова, который был с ним в свойстве, Раевский не долго пробыл на Кавказе: уже в январе 1820 г. Ермолов писал Д.В. Давыдову: «Скажу коротко и о себе, ибо Александр Раевский, сопутствующий мне из любопытства видеть здешний край или, лучше сказать, бежавший от лекаря, истреблявшего горькие плоды сладостнейших воспоминаний, и долгое время шатавшийся со мною в горах, подробно тебе обо всем перескажет» («Русск. Вестн.» 1863 г., № 11, стр. 315). По возвращении с Кавказа он проживал у отца в Киеве, где служил тогда и В.П. Горчаков, которому Пушкин советовал познакомиться с Раевским, как человеком образованным и вообще замечательным («Москвитянин» 1850 г., ч. II, стр. 179, 180, — Дневник В.П. Горчакова).
Действительно, Раевский был человек выдающегося ума и солидного образования; однако, он не оправдал пророчества Пушкина, — главным образом вследствие того, что его тяжелый характер и мрачное, озлобленное сердце ставили его со всеми в неприязненные отношения; служебная карьера его прервалась из-за столкновения с графом М.С. Воронцовым, при котором он состоял «по особым поручениями с осени 1826 г. до 9 октября 1827 г. (Б.Л. Модзалевский, Род Раевских, С.-Пб. 1908, стр. 68—69): Раевский, издавна влюбленный в его жену, повел себя перед нею и ее мужем так бестактно, что Воронцов принял резкие меры к удалению его из Одессы. Сосланный в Полтаву в июле 1828 г., Раевский долго не имел права жить в столицах, затем, получив это право, поселился в Москве частным человеком, женился здесь (11 ноября 1834 г.) на Екатерине Петровне Киндяковой, вскоре (в 1839 г.) овдовел и отдался воспитанию единственной дочери, которую также пережил на много лет. Вообще это была незаурядная фигура, и своеобразная личность Раевского до сих пор не совсем разгадана. Пушкин, одно время находившийся под сильным влиянием Раевского, обрисовал его облик в двух своих стихотворениях: «Мой демон» (1823 г.) и «Коварность» (1824 г.; см. «Русск. Арх.» 1872, кн. II, стр. 2236), близко узнав его, главным образом во время своей жизни в Одессе: полагают, что, воспользовавшись дружбою Пушкина, влюбленного тогда в Воронцову, Раевский сделал из него прикрытие своей интриги с графиней, — и поэт за это поплатился ссылкою в деревню... Характеристику Раевского см. в книге М.О. Гершензона: История молодой России, М. 1908, стр. 38—45; сведения о нем и портрет его см.: в «Архиве Раевских», т. I, II, III, IV, в написанном нами очерке при портрете его, помещенном в издании великого князя Николая Михаиловича: «Русские портреты XVIII и XIX ст.», т. IV, л. 132, а также в «Дневнике» Пушкина, изданном под нашею редакцией), С.-Пб. 1923, стр. 208—210, и в Московском издании «Дневника», М. 1923, стр. 478—482; см. еще «Алфавит декабристов» под ред. Б.Л. Модзалевского и А.А. Сиверса, Лгр. 1925, стр. 160 и 383.
— Дочерей у Н.Н. Раевского было четыре: старшая, которую Пушкин называет «женщиной необыкновенной», — Екатерина Николаевна (род. 10 апреля 1797, ум. 22 января 1885) — 15 мая 1821 г. вышла замуж за генерал-майора Михаила Федоровича Орлова (р. 1788, ум. 1842), с которым Пушкин познакомился, вероятно, еще в Петербурге, так как Орлов был членом «Арзамаса» (с прозвищем «Рейн»); за участие в Тайном Обществе декабристов отставленный от службы, он последние 16 лет жизни провел в своем Калужском имении Милятине и в Москве, томясь вынужденным бездействием. Пушкин часто виделся с Орловым, живя в Кишиневе, где Орлов командовал дивизией; Е.Н. Орлова была, действительно, «женщина необыкновенная», как определил ее Пушкин; не отличаясь красотой, она была очень умна, прекрасно образована, любила литературу и следила за нею и отличалась твердым, независимым, прямым характером, которым, по выражению П.В. Анненкова, «умела покорять людей».
1-2-3-4-5
|