|
|
1-2
10-го августа [1825 г. Михайловское].
Накупался-ли ты въ мор?, и куда изъ Ревеля думаешь отправиться? напиши пожалуйста, а я изъ Михайловскаго не тронусь. Что твой Байронъ? перешли мн? его прежде печати. Да н?тъ-ли стиховъ покойнаго поэта Вяземскаго, хоть эпиграммъ? Знаешь-ли его лучшую эпиграмму; Что нужды? говоритъ разчетливый etc. Виноватъ! Я самовластно сд?лалъ въ ней перем?ны, перем?шавъ стихи сл?дующимъ образомъ 1, 2, 3—7, 8—4, 5, 6. — Не напечатать-ли, сказавъ: Н?тъ, я въ прихожую пойду путемъ доходнымъ, если Цензура не пропустить осьмаго стиха, такъ и безъ него обойдемся; главная прелесть: Я не поэтъ, а дворянинъ, и еще прелестн?е посл? посвященія Войнаровскаго — на которое мой Дельвигъ уморительно сердится.
Что Карамзины? я бы къ нимъ писалъ, но боюсь приличія — а все люблю ихъ отъ всего сердца. Ж. со мной такъ проказитъ что нельзя его не обожать и не сердиться на него. Какова наша текучая словесность? настоящій <.......>! Мн? жаль, что отъ Кюх. отбили охоту [отъ] къ журналамъ, онъ челов?къ д?льный съ перомъ въ рукахъ — хоть и сумазбродъ. Жду разбора Шихматова, то-то вранья, чаю! Сей часъ прочелъ Анти-критику Полевова. Н?тъ, мой милый. Не то и не такъ! — Разборъ новой піитики басенъ — вотъ критика. Когда-то мы возмемся за журналъ! Мочи н?тъ хочется а покам?сть смотри хоть за Полевымъ — Ч?мъ мн? тебя поподчивать? вотъ теб? мои бон-мо (Ради соли, вообрази что это было сказано чувствительной д?вушк? л?тъ 26): Qu’est ce que le sentiment? — Un suplement du temperament.
Что бол?е вамъ нравится? запахъ розы или резеды? — Запахъ селедки.
10 Авг.
На обороте: Кн. П.А. Вяземскому.
1
Князю П.А. Вяземскому (стр. 150—151). Впервые напечатано в «Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, ст. 155—156; подлинник (на бумаге — вод. зн.: Гг. X. 1824 Г.) был у гр. С.Д. Шереметева в Остафьевском архиве.
— За это письмо (пересланное в Ревель через бар. Дельвига — см. «Стар. и Нов.», кн. V, стр. 37, где письмо Дельвига к Вяземскому неверно отнесено к 1826 году) и за следующее, от 14—15 августа, кн. Вяземский благодарил Пушкина большим письмом из Царского-Села от 28 августа — 6 сентября, на которое Пушкин, в свою очередь, отвечал письмом от 13—15 сентября, № 180. Из Ревеля Вяземский выехал 19 августа 1825 г., прогостил около трех недель в Петербурге и в Царском-Селе и выехал к своему семейству в середине сентября. За несколько дней до его отъезда из Ревеля, оттуда выехали родители Пушкина и его сестра Ольга Сергеевна, которой, в день ее отъезда, кн. Вяземский, очень с ней подружившийся,2 написал следующее стихотворение:3
Нас случай свел; но не слепцом меня
К тебе он влек непобедимой силой, —
Поэта друг, сестра и гений милой,
По сердцу ты и мне давно родня!
***
Так! в памяти сердечной, без заката
Мечта о нем горит теперь живей:
Я полюбил в тебе сначала брата, —
Брат по сестре еще мне стал милей!
***
Его удел — блеск славы горделивой,
Сияющей из лона бурных туч,
И от нее падет блестящий луч
На жребий твой смиренный, но счастливый.
***
Но ты ему спасительнее [вар.: еще полезней] будь!
Свети ему звездою безмятежной!
И в бурной мгле участьем дружбы нежной
Вливай покой в растерзанную [вар.: тоскующую, томящуюся] грудь!
— На слова Пушкина: «я из Михайловского не тронусь» Вяземский ответил горячею отповедью в письме от 28 августа — 6 сентября, убеждая поэта: «попробуй плыть по воде: ты довольно боролся с течением» (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 278); Пушкин в свою очередь возражал письмом от 13—15 сентября (см. ниже, письмо № 180).
— Ответ Вяземского на вопрос Пушкина о «его Байроне» см. выше, в объяснениях к письму № 153, стр. 464.
— В «Сыне Отечества 1818 г. (ч. 49, № 39—40) издатель «Отечественных Записок» Павел Петрович Свиньин (род. 1788, ум. 1839), на которого позднее Пушкин написал «сказочку» и которого задел в своем стихотворении «Собрание насекомых», — напечатал начало статьи своей «Поездка в Грузино», известное имение гр. Аракчеева, при чем, в качестве эпиграфа к ней, им были помещены следующие стихи, заключавшие в себе беззастенчивую лесть ненавистному бездушному временщику:
Я весь объехал белый свет,
Зрел Лондон, Лиссабон, Рим, Трою,
Дивился многому умом,
Но только в Грузине одном
Был счастлив сердцем и душою
И сожалел, что не поэт!
«Мне так понравились... стихи Свиньина..., что я решился их перевести», — писал Вяземский А.И. Тургеневу 13 октября 1818 г. из Варшавы и тут же сообщал свой «перевод»:
«Что пользы», говорит рассчетливый Свиньин,
«Мне кланяться развалинам бесплодным
«Пальмиры, Трои и Афин?
Пусть дорожит Парнаса гражданин
«Воспоминаньем благородным:
«Я не поэт, а дворянин
«И лучше в Грузине пойду путем доходным:
«Там, кланяясь, могу я выкланяться в чин».
Затем Вяземский несколько изменил эпиграмму и, по совету Пушкина, переставил стихи, начиная с 4-го:
«Что пользы», говорит рассчетливый Свиньин.
«Нам кланяться развалинам бесплодным
«Пальмиры древней иль Афин?
«Нет, лучше в Грузино пойду путем доходным:
«Там, кланяясь, могу я выкланяться в чин.
«Оставим славы дым поэтам сумасбродным:
«Я не поэт, а дворянин»!
«Ведь это, писал Вяземский в указанном выше письме: ей-богу, стыдное дело, что мне из-за-границы должно отправлять вашу полицию... Свиньин полоскается в грязи и пишет стихи — и еще какие, а вы — ни слова, как будто не ваше дело. Да чего же смотрит Сверчок, полуночный бутошник», восклицает он при этом, вспоминая Пушкина: «при каждом таком бесчинстве должен он крикнуть эпиграмму» («Остаф. Архив», т. I, стр. 129—130). Пушкину эпиграмма на Свиньина тотчас стала, конечно, известна, и очень ему понравилась, а особенно — ее последний стих (курьезно, что он представляет собою как бы пародию на заключительный стих из посвящения Бестужеву поэмы Рылеева «Войнаровский»:
Я не поэт, а гражданин).
«Пушкин, вспоминает Вяземский, очень смеялся над этим стихом. Несмотря на свой либерализм, он говорил, что если кто пишет стихи, то прежде всего должен быть поэтом; если же хочет просто гражданствовать, то пиши прозою» («Русск. Арх.» 1866 г., ст. 475). Эпиграмма Вяземского не могла быть, конечно, напечатана в 1835 году и появилась лишь в «Русск. Арх.» 1866 года, ст. 475.
1-2
|