29-го іюля [1825 г. Михайловское].

Сей часъ получено мною изв?стіе что В.А. Жуковскій писалъ вамъ о моемъ аневризм? и просилъ васъ при?хать Во Псковъ для совершенія операціи; н?тъ сомн?нія что вы согласитесь; но умоляю Васъ, ради Бога не при?зжайте, и не безпокойтесь обо мн?. Операція требуемая [об] аневризмомъ слишкомъ маловажна чтобъ отвлечь челов?ка знаменитаго отъ его занятій и м?стопребыванія. Благод?яніе ваше было бы мучительно для моей сов?сти. Я не долженъ и не могу согласиться принять его; см?ло ссылаюсь на собственный Вашъ образъ мыслей и на благородство Вашего сердца.

Позвольте засвид?тельствовать Вамъ мое глубочайшее уваженіе какъ челов?ку знаменитому и другу Жуковскаго.

Александръ Пушкинъ.

¹ И.Ф. Мойеру (стр. 146). Впервые напечатано в «Русск. Арх.» 1870 г., ст. 1172; подлинник (на бумаге — вод. зн.: Гг. X. 1824 Г.) — в Государственной Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского; запечатано перстнем талисманом.

— Письмо обращено к профессору Дерптского Университета Ивану Филипповичу Мойеру (род. 1786, ум. 1858); доктор медицины и хирургии с 1813 года, он с 1814 г. был в Дерпте профессором хирургии, а с 1815 г. — заведывал университетскою хирургическою клиникою, которая при нем постепенно достигла высокой степени процветания; с 1828 г. он был руководителем Профессорского Института в Дерпте же, неоднократно бывал избираем деканом Медицинского Факультета и Ректором Университета — с 1834 до 1836 г., когда вышел в отставку, уступив свое место ученику своему, знаменитому Пирогову, который в своем «Дневнике» вспоминает о Мойере с любовью и благодарностью. Как человек высоких нравственных качеств, Мойер «пользовался всеобщею любовью за свою приветливость и беспристрастное отношение к людям всех мнений. Он был в то же время талантливый музыкант и немало времени посвящал музыке» (Биогр. Словарь профессоров Юрьевского Университета, т. II, стр. 259—261). С января 1817 г. Мойер был женат на Марии Андреевне Протасовой, племяннице Жуковского, который был влюблен в нее и сам мечтал (1814 г.) о женитьбе на ней, — но, в виду родственных отношений, не мог осуществить своего предположения. Женщина удивительной душевной красоты и нравственных достоинств, сестра «Светланы» Воейковой, М.А. Мойер умерла в марте 1823 г. в Дерпте, от родов. По словам А.Н. Вульфа, записанным М.И. Семевским, у «Мойера собирался время от времени небольшой кружок Русской молодежи, находившейся в Дерпте. Бывало, как рассказывает А.Н. Вульф, недели в две придет раз и наш дикарь Языков, заберется в угол, промолчит весь вечер, полюбуется Воейковой, выпьет стакан чаю, а потом в стихах и изливает пламенную страсть свою к красавице, с которой и слова-то бывало не промолвит» («Русск. Арх.» 1867, ст. 720). Близкие дружественные отношения, связывавшие Жуковского с Мойером (о доброте их обоих — см. «Русск. Арх.» 1878 г., кн. I, стр. 209), дали Льву Пушкину и А.Н. Вульфу мысль о возможности воспользоваться искусною рукою этого хирурга для операции аневризма у Пушкина. Мойер, по словам Анненкова, «пользовался неограниченным доверием В.А. Жуковского и имел влияние на самого начальника края, маркиза Паулуччи, глубоко уважавшего его характер, искусство и познания. Дело состояло в том, чтоб согласить Мойера взять на себя ходатайство перед правительством о присылке к нему Пушкина в Дерпт, как интересного и опасного больного, а впоследствии, может быть, предпринять и защиту его, если Пушкину удастся пробраться из Дерпта за границу, под тем же предлогом безнадежного состояния своего здоровья. Конечно, дело было нелегкое, потому что в основании его лежал все-таки подлог (Пушкин физически ничем не страдал), на который и следовало согласить прямого и честного профессора, — но друзья наши не остановились перед этим затруднением. Они положили учредить между собою символическую переписку, основанием которой должна была служить тема о судьбе коляски, будто бы взятой Вульфом для переезда. Положено было так: в случае согласия Мойера замолвить слово перед маркизом Паулуччи о Пушкине, студент Вульф должен был уведомить Михайловского изгнанника, по почте, о своем намерении выслать безотлагательно коляску обратно в Псков. Наоборот, если бы Вульф заявил решимость удержать ее в Дерпте, это означало бы, что успех порученного ему дела оказывается сомнительным» и т. д. (Пушкин в Александровскую эпоху, стр. 287—288; ср. М.А. Цявловский, Тоска по чужбине у Пушкина — «Голос Минувшего» 1916 г., № 1, стр. 42—43). Между тем Жуковский, не придав значения словам Пушкина о том, что он во Псков не поедет (см. выше, письмо № 152), написал Мойеру письмо, прося его приехать во Псков для совершения операции Пушкину. Узнав об этом, Пушкин и написал Мойеру свое взволнованное письмо, умоляя знаменитого доктора «ради бога не приезжать и не беспокоиться об нем». Еще не зная об отказе Пушкина, Плетнев 5 августа сообщал ему: «Для операции к тебе приедет из Дерпта Моэль (если не ошибаюсь), который был женат на Марье Андреевне Протасовой. Когда он услышал, что у тебя аневризм, то сказал: Я готов всем пожертвовать, чтобы спасти первого для России поэта. Это мне сказывала Воейкова, которая к нему о тебе писала: а ты не хочешь ей пожертвовать для Альбома ни одним стихом. Грешно!» (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 256). В то же время, 9 августа, поэт Языков писал своему брату, Александру Михайловичу, из Дерпта: «Вот тебе анекдот про Пушкина. Ты, верно, слышал, что он болен аневризмом; его не пускают лечиться дальше Пскова, почему Жуковский и просил здешнего известного оператора Мойера туда к нему съездить и сделать операцию; Мойер, разумеется, согласился и собирался уже в дорогу, как вдруг получил письмо от Пушкина, в котором сей просит его не приезжать и не беспокоиться о его здоровье. Письмо написано очень учтиво и сверкает блестками самолюбия. Я не понимаю этого поступка Пушкина! Впрочем, едва ли можно объяснить его правилами здорового разума!» («Языковский Архив», вып. I, С.-Пб. 1913, стр. 196; ср. «Ист. Вестн.» 1883 г., т. XIV, стр. 524); 19 августа он же писал брату: «Сюда приехал из Пскова студент здешнего Университета [А.Н. Вульф], приятель Пушкина; говорит, что Пушкин уже написал два действия своей трагедии «Годунов», что она будет прекраснее всего, им доселе писанного, что «Цыгане» скоро напечатаются, что Пушкин не хотел лечиться у Мойера потому, что надеялся получить позволение ехать для излечения за границу, что он пишет новую поэму «Эвнух» и проч. и проч.!» (там же, стр. 199). См. еще ниже, стр. 519—520.

— Пушкин долго не мог успокоиться при воспоминании о проекте приезда Мойера и, решительно отвергая возможность этого приезда, упоминал о нем в письмах к Осиповой, Туманскому, Вульфу, князю Вяземскому и Жуковскому вплоть до начала октября (см. стр. 146,152,159,162,166).