Черновое.

[Конецъ октября 1824 г. Михайловское].

М. Г. Б. А.
Г. Имп. [по] высочайше[му] соизволилъ меня послать въ пом?стье моихъ Родителей, думая т?мъ облегчить ихъ горесть и участь сына. Неважныя обвиненіи правительства сильно подействовали на сердц? моего отца и раздражили мнительность, простительную старости и н?жной любови его къ продчимъ д?тямъ. — Решился для его спокойствія и своего собств?ннаго просить Е. И. В. да соизволитъ меня перевести въ одну изъ своихъ крепостей. Ожидаю сей посл?дней милости отъ ходатайства В. Превосх... и протч.

¹ Б.А. Адеркасу (стр. 94). Впервые напечатано в «Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2359 (с неверным раскрытием отчества Адеркаса), по современной копии П.А. Осиповой; копия эта находится в Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского.

— Борис Антонович Адеркас был Псковским гражданским губернатором десять лет — с 12 декабря 1816 по 12 сентября 1826 г., когда его заместил А. Ф. Квитка (1825—1830), замененный в свою очередь А. Н. Пещуровым. Из Пскова Адеркас был переведен губернатором в Воронеж, где и прослужил до своей вынужденной отставки — 28 января 1830; по словам И.И. Василёва, он и умер в Воронеже в 1831 г. («Следы пребывания Пушкина в Псковской губернии», СПб. 1899, стр. 5; см. еще ниже, стр. 523). — Письмо к Адеркасу было послано Пушкиным с нарочным во Псков, но по назначению, кажется, не дошло; по одним известиям посланный не застал губернатора и вернулся в Михайловское с пакетом, который Пушкин и истребил (письмо П.А. Осиповой к Жуковскому), а по другим — история с письмом к Адеркасу «была просто выдумка, направленная к тому, чтобы сильнее подействовать на безгранично доброго и честного Жуковского (Анненков, Пушкин, стр. 272; ср. письмо Пушкина № 102); наконец, по предположению П.О. Морозова, возможно, что Пушкин действительно написал это письмо в минуту сильного возбуждения, после ссоры с отцом, а П.А. Осипова приказала слуге не передавать письма по адресу и вернуть его под предлогом, будто губернатора не было в городе; между тем, поэт успел притти в себя и уничтожил письмо (Соч. П., ред. П.О. Морозова, т. VIII, стр. 447—448). Как бы то ни было, положение дел было, действительно, острое. П.А. Осипова, после того, как Пушкин написал письмо к Адеркасу, послала копию с него Жуковскому и писала ему при этом (в последних числах октября или в первых — ноября): «Милостивый государь Василий Андреевич. Искреннее участие (не светское), которое я с тех пор, как себя понимать начала, принимаю в участи Пушкина, пусть оправдывает в сию минуту перед вами меня, милостивый государь, в том, что, не имея чести быть вам знакомой, решилась начертать сии строки. Из здесь приложенного письма усмотрите вы, в каком положении находится молодой, пылкий человек, который, кажется, увлеченный сильным воображением, часто к несчастию своему и всех тех, кои берут в нем участие, действует прежде, а обдумывает после. — Вследствие некоторых недоразумений или, лучше сказать, разных мнений, по одному же, однако, предмету, с отцом своим, — вот какую просьбу послал Александр к нашему Адеркасу. Я все то сделала, что могла, чтобы предупредить следствие оной; но не знаю, удачно ли: потому что г. Адеркас, хотя человек и добрый, но был прежде полицемейстер. Я трепещу следствий для нежной матери, да и отца! Может вогнать прежде времени в гроб. Несмотря на все, что теперь происходило, Александр, кажется, имеет счастие пользоваться вашим доброжелательством. Не дайте погибнуть сему молодому, но, право, хорошему любимцу Муз. Помогите ему там, где вы; а я, пользуясь несколько его дружбою и доверенностью, постараюсь, если не угасить вулкан, — по крайней мере направить путь лавы безвредно для него» и т. д. («Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2358—2359). Жуковский отвечал Осиповой 12 ноября: «Милостивая государыня Прасковья Александровна. Я имел честь получить письмо ваше, которое, признаюсь, привело меня в совершенное замешательство: я не знал, что делать, кого просить и о чем. Слава богу, что все само собою устроилось. Лев Пушкин уверял меня, что письмо к Адеркасу остановлено и что оно никаких следствий иметь не может. И так мне ничего теперь делать не нужно, и я этому сердечно рад, ибо уверен, что мог бы скорее повредить, нежели принести пользу. Из письма Александра] [Пушкина] заключаю, что печальное его положение сделалось еще для него тягостнее от семейственного несогласия. И кажется мне, что в этом случае все виноваты. Я увижусь с Сергеем Львовичем и скажу ему искренно, что думаю о его поступках: не знаю, поможет ли моя искренность. А ваша дружба пускай действует благодетельно на нашего поэта. Примите мою благодарность за доверенность, которой вы меня удостоили. Усерднейше прошу вас уведомить меня о следствиях, которые имело письмо к Адеркасу: не надеюсь, чтобы А. взял на себя этот труд. Он слишком для этого беспечен» и т. д. («С.-Пб. Вед.» 1866 г., № 146, стр. 2).

— Объяснение своему возбуждению Пушкин дал в письме к Жуковскому от 31 октября (№ 102), в котором просил его помощи.

— Письмо к Адеркасу в середине ноября было снова в руках Пушкина (см. в письме № 106).