[Конецъ октября 1824 г. Михайловское].

Не знаю получилъ-ли ты очень нужное письмо; на всякой случай повторю въ кратц? о д?л? которое меня задираетъ за живо. 8-и л?тняя Родоесъ Сафіаносъ, дочь Грека, падшаго въ Скулянской битв? Героя, воспитывается въ Кишенев? у Катерины Христофоровны Крупенской, жены бывшаго вицъ-Губернатора Бессарабіи. Нельзя-ли сиротку приютить? Она племянница Рускаго полковника, сл?дств. можетъ отв?чать за дворянку. Пошевели сердце Маріи, поэтъ и оправдаемъ провид?нье.

О себ? говорить не нам?ренъ, я хладнокровно не могу всего этаго раздумать; можетъ быть тебя разсержу, вывалив что у меня на сердц?. Братъ привезетъ теб? мои стихи, жду твоихъ какъ ут?шенія. Обнимаю тебя горячо, хоть и грустно. Введи меня въ семейство Карамзина, скажи имъ что я для нихъ тотъ-же. Обними изъ нихъ кого можно; прочимъ — всю мою душу. —

¹ В.А. Жуковскому (стр. 93). Впервые напечатано в «Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2356; подлинник (на бумаге — вод. зн. В. & М. 1823) в Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского, л. 235.

— Письмо это в издании П.А. Ефремова (т. VII, стр. 137) отнесено к декабрю 1824 г., хотя в примечании и отмечена возможность того, что оно написано «между письмами 31 октября и 24 ноября, так как в последнем уже есть повторительный вопрос о Родосе. Может быть даже, что оно написано еще до ссоры с отцом и что упоминаемое в начале «очень нужное письмо» написано было вскоре по приезде, до отъезда Льва Сергеевича в Петербург, и было посвящено просьбе о Родосе, но до нас не дошло». П.О. Морозов в своем издании (т. VIII, стр. 81) оставил при письме дату «декабрь», хотя в примечании (стр. 451) и отметил, что соображения П.А. Ефремова «повидимому справедливы». В Академическом издании Переписки Пушкина (т. I, стр. 146—147) письмо датировано: «первая половина ноября». Мы относим его ко времени еще более раннему, — до письма Пушкина к Адеркасу и до письма Пушкина к Жуковскому же от 31 октября (№ 102), так как: 1) в письме этом поэт пишет, что боится рассердить Жуковского, «вываливая, что у него на сердце», — что? сделал он в полной мере в письме от 31 октября, не сдержав себя после окончательной ссоры с отцом; 2) Пушкин пишет, что с братом пришлет Жуковскому своих стихов, а из ответа Жуковского на письмо от 31 октября видно, что Л.С. Пушкин явился в Петербурге к Жуковскому одновременно с письмом от 31 октября — следовательно — в первых числах ноября, — никак не позже (13 ноября 1824 г. он был определен на службу — см. ниже, стр. 355); 3) в ответе Жуковского на письмо от 31 октября, который был написан (в виду просьбы Пушкина «поспешить») не позже, как в первой половине ноября, не содержалось ответа на просьбу Пушкина о Софианос, почему он, в письме своем от 29 ноября (после того, как поручил брату, в письме от середины ноября сообщить Жуковскому, что дело с письмом к Адеркасу улажено) и повторяет свою просьбу о ней.

По поводу публикации писем Жуковского к Пушкину, П.И. Бартенев дает такую краткую, но весьма меткую характеристику их обоих и их взаимоотношений: «Жуковский и Пушкин — люди не только разного, но почти противоположного характера. В стихах и жизни Пушкина ощущается пыл и зной Африки; по свидетельству лиц, близко наблюдавших его, он иногда чувствовал такую горячность и прилив крови, что должен был освежать себе голову водою, для чего вдруг посреди оживленной беседы убегал в другую комнату. Вертлявый и непосестный, Пушкин был весь жизнь и движение. Мать Жуковского — турчанка из нынешней Бессарабии, и в сыне ее сказалась тихая, задумчивая созерцательность турецкого племени. По природе своей Жуковский был ленив и неподвижен, охотно привязывался к месту и обстановке, мог проводить целые часы на диване, потягивая трубку, и самый голос у него был протяжно-медлительный, а движения всегда спокойные. В беседе — добродушная и нередко затейливая шутка у Жуковского; краткое, меткое и заощренное слово — у Пушкина. К несходству нрава присоединялась и разница возраста: один другого старше был на 13 лет. И, несмотря на это, они связаны были тесною дружбою. Их уравнивало и соединяло единство призвания, и оба они оставили нам собою высокий пример верности этому призванию... Пушкину, при всех его увлечениях и шероховатости в сношениях с людьми, Жуковский оставался голосом совести и непрерывной святыни. «Чертовски-небесная душа» — говаривал он про него. Жуковский, уже покрытый славою в то время, когда возникал Пушкин, исполнился безграничной любви к его гению и в течение всей его жизни охранял и лелеял его своею заботою. К сожалению переписка их дошла до нас не вполне» («Русск. Арх.» 1889 г., кн. III, стр. 112).

— Софианос — или Софиано, отец сироты, был один из гетеристов, сподвижников князя Ипсиланти в его действиях за освобождение Греции, и был убит в Скулянской битве гетеристов с турками 29 июня 1821 г.; его брат был подполковником Камчатского пехотного полка в дивизии М.Ф. Орлова.

— Первое, «очень нужное письмо» Пушкина к Жуковскому, в котором поэт говорил о Софианос, до нас не сохранилось. Пушкин еще из Одессы просил за нее Жуковского, как видно из ответа Жуковского Пушкину от 1 июня 1824 г. (см. выше, примеч., стр. 330) Повторение просьбы Пушкина из Михайловского объясняется тем, что Пушкин в это время мог познакомиться с женою Опочецкого Уездного предводителя дворянства А.Н. Пещурова — Елизаветою Христофоровною, рожденною Комнено, сестрою Екатерины Христофоровны Крупенской (жены бывшего Бессарабского вице-губернатора Матвея Егоровича Крупенского), у которой воспитывалась Софианос. С семьею Крупенских Пушкин, как известно, был знаком еще в Кишиневе (см. выше, стр. 15 и 219, письмо № 19, и в статье Б.Л. Модзалевского о письмах кн. А.М. Горчакова к А.Н. Пещурову — «Летопись Историко-Родословного Общества в Москве», вып. 4, М. 1900, стр. 7); об Е.Х. Крупенской, со слов Кишиневского приятеля Пушкина В.П. Горчакова, П.И. Бартенев рассказывает, что она происходила «из славного царского рода Комненов, воспитывалась в Смольном монастыре и совсем обрусела. Пушкин с Горчаковым любили ходить к ней, потому что им надоедали плацинды и каймаки других Кишиневских хлебосолов, а у Крупенской подавался Русский хороший обед. Пушкин, бывало, нарисует Крупенскую — похожа; расчертит ей вокруг волоса, — выдет сам он; потом на эту же самую голову накинет карандашом чепчик — опять Крупенская» («Русск. Арх.» 1900, кн. I, стр. 403). Пещуровы были хорошо знакомы с П.А. Осиповой и бывали у нее в Тригорском, где Пушкин и мог встретиться с Е.Х. Пещуровою; вскоре он официально познакомился и с самим Пещуровым (см. ниже), надзору которого был поручен, как Опочецкий дворянин.

— О Скулянской битве см. выше, стр. 268.

— «Сердце Марии» — т. е., императрицы Марии Федоровны, покровительницы многих женских образовательных и воспитательных учреждений.

— О неприятностях Пушкина — см. в следующих письмах.

— Брат Пушкина Лев Сергеевич поехал в Петербург в первых числах ноября, так как 13 ноября 1824 г. он был принят на службу в Департамент Духовных Дел Иностранных исповеданий; потом отправилась в столицу и сестра Пушкина, Ольга Сергеевна, — вероятно, с матерью, а числа 18—19 ноября выехал из Михайловского и отец Пушкина, Сергей Львович, приехавший в Петербург 21 ноября (П. Бартенев, Пушкин, вып. II, стр. 29); по случаю смерти, 14 октября 1824 г., своей сестры Анны Львовны Пушкиной он с семьею собирался ехать в Москву, — этим, может быть, и объясняется сообщение П.А. Осиповой в письме к Жуковскому от 22 ноября («Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2361; ср. ниже, стр. 358).

— Семейство историографа Н.М. Карамзина состояло из жены, Екатерины Андреевны («левой» сестры кн. П.А. Вяземского), дочери — фрейлины Софии (род. 1802, ум. 1856) и маленьких еще детей: Андрея (род. 1814, ум. 1854), Александра (род. 1815, ум. 1888), Владимира (род. 1819, ум. 1879), Екатерины (род. 1809, ум. 1867) и Елисаветы (род. 1821, ум. 1891).