1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46

То, что индивидуализировало поэму, придавало особую силу и выразительность ее романтическому пафосу, — это чисто пушкинская мысль, положенная в ее основу и связанная со всем гуманным направлением пушкинской поэмы. «В основе этой поэмы, — говорит Белинский, — лежит мысль до того огромная, что она могла бы быть под силу только вполне развившемуся и возмужавшему таланту... В диком татарине, пресыщенном гаремною любовию, вдруг вспыхивает более человеческое и высокое чувство к женщине... В Марии — все европейское, романтическое... И чувство, невольно внушенное ею Гирею, есть чувство романтическое, рыцарское...; встреча с нею была для него минутою перерождения... Итак, мысль поэмы — перерождение (если не просветление) дикой души через высокое чувство любви. Мысль великая и глубокая! Но молодой поэт не справился с нею, и характер его поэмы в ее самых патетических местах является мелодраматическим» (XII, 22, 23).

В «Бахчисарайском фонтане» отразились крымские впечатления Пушкина. Сюжетом для поэмы послужило предание XVIII века о княжне Потоцкой, похищенной ханом Керим Гиреем. Предание это Пушкин слышал от Н. Н. Раевского или от одной из его сестер. В «Письме к Д<ельвигу>», напечатанном в «Северных цветах» и перепечатанном в виде приложения к третьему изданию поэмы (1830), Пушкин рассказывал о своем посещении Бахчисарая: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат» (IV, 176).

«Братья разбойники» (1822 г.). Титульный лист издания 1827 г.

Элегический тон личных воспоминаний составляет лирическую основу поэмы. Все образы окрашены поэтому лирически. Это не конкретные (хотя бы и не развитые, в силу ограниченности романтического метода) «характеры», как в «Кавказском пленнике», а как бы «видения», свободно возникающие в воображении поэта. Этим мотивируются разрывы между отдельными сценами, которые следуют друг за другом в лирическом «беспорядке». Образ мрачного Гирея в начале поэмы; далее картина гарема; отсюда переход к «красе гарема» — грузинке Зареме, покинутой ханом; затем история польской княжны Марии и ночное появление Заремы в ее светлице, которым и оканчивается все действие поэмы. Сразу после этого — картина покинутого дворца, смутные намеки на совершившуюся драму, описание фонтана слез и лирическое заключение, где раскрывается лирическая тема личных воспоминаний, окрашивающая всю поэму:

«Братья разбойники». Гравюра С. Галактионова (1825 г.).

Таким образом, «тени» Марии и Заремы связываются с образом неведомой «элегической красавицы», лирика старинного предания сливается с переживаниями самого поэта. Пушкин упорно поддерживал ту версию, что он слышал предание о пленной полячке из «милых уст» любимой женщины. Это нужно было, чтобы подчеркнуть основную лирическую установку поэмы, ее основной тон. Характерно, что Пушкин распространял эту версию именно среди своих литературных знакомцев. Например, он писал А. Бестужеву: «Недостаток плана не моя вина. Я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины» (8 февраля 1824 года; XIII, 88). Той же цели служил и «меланхолический» эпиграф из Саади.

План «Гавриилиады». Автограф Пушкина (1821 г.).

В поэме есть только один монолог Заремы, перебиваемый одной репликой Марии. Однако все признавали, что в «Бахчисарайском фонтане» впервые проявилось драматическое дарование Пушкина. Дельвиг писал в «Литературной газете» (1830, № 22): «Пушкин... в сцене Заремы с Марией уже ясно обнаружил истинное драматическое дарование, с большим блеском развившееся в трагедии Борис Годунов и в исторической поэме Полтава». В 1825 году А. А. Шаховской переделал пушкинскую поэму в «романтическую трагедию», которая шла с огромным успехом. В роли Заремы выступала Семенова, Гирея играл Каратыгин; монолог Заремы, по словам современника, «привел в восторг весь театр». Сам Пушкин впоследствии находил, что «сцена Заремы с Марией имеет драматическое достоинство» (XI, 145).

А. С. Пушкин. Автопортрет на рукописи «Евгения Онегина» (1823 г.).

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46