|
|
1-2-3-4 Основной сюжетный тезис романа — герой двойной жизни, связанный одинаково с охраняемым законами гражданским обществом и врагами этого общества «отверженными» — схема не новая, но характерная и близкая творчеству Пушкина. Три его замысла — «Дубровский», ненаписанный роман на Кавказских водах и «Капитанская дочка» (в первоначальных планах, где Гринев и Швабрин — одно лицо) — реализуют эту схему. Дворянин-разбойник Дубровский, офицер, разбойничающий с горцами Якубович, офицер на службе у Пугачева Шванвич, — все это герои того же порядка, что и Люддер. Ближе всего к типу Люддера по характеру этой двойственной жизни и по мотивам перехода в лагерь разбойников — Дубровский. Ближе всего «Дубровский» к «Mauvais garcons» и хронологически. Но отсюда было бы преждевременно заключать о каком бы то ни было «влиянии», особенно в обычном вульгарном смысле. Близость «Mauvais garcons» к «Дубровскому» более объясняется их принадлежностью к одной формации романа, к традиции героя — романтического разбойника, Сбогар, Моора и т. д. Пушкин преодолев эту традицию позднее, в период создания «Капитанской дочки», когда отказался от единства Шванвича, распределив его роль между Гриневым и Швабриным. «Mauvais garcons» — лишь одно из слагаемых этой романической традиции.
Вернемся к вопросу: читал ли Пушкин этот роман. Простая вероятность говорит за его знакомство с ним. Он следил за новинками литературы. Как мы знаем из его писем к Хитрово, он читал произведения отнюдь не первого ранга. Чтения эти, засвидетельствованные документами, относятся как раз к периоду 1829—1832 гг. Мало вероятия, чтобы мимо его внимания прошел роман, имевший такой успех.
Но есть и другой аргумент в пользу знакомства Пушкина с этим романом. Редко у писателя чтение какого бы то ни было произведения проходит бесследно. Запоминаются отдельные сцены, отдельные ситуации, сюжетные ходы, характеры и эти детали затем применяются в собственных произведениях. Это, если угодно, заимствование, но не того порядка, какое входит в общее понятие влияния. Эти заимствования отнюдь не свидетельствуют о близости данного произведения заимствующему писателю. Это простое, я бы сказал техническое, использование литературной детали в новой функции, в новой композиции. Такие заимствования не имеют никакого отношения к творческой зависимости писателя от использованного произведения. Иногда это случайный материал в мастерской художника.
Мне кажется, в результате такой реминисценции создана одна из сцен «Дубровского». Вот соответствующая глава из «Mauvais garcons». Это XXVII глава второго тома.
Разбойники расположились лагерем в лесу Бурже. После оргии, затянувшейся до рассвета, разбойники лежали вокруг костра. Вдруг их пробудил выстрел. Вскоре все они были на ногах. Каждый занял свой пост при приближавшемся бое барабана. Вскоре началась перестрелка. Это приближались войска, высланные против разбойников. Сперва разбойники с успехом отстреливались из-за деревьев, но вскоре им пришлось отступать. Они отступили до широкой поляны, где их палатки и шалаши были расположены в беспорядке. Здесь они стали поджидать наступающие войска, которые, выйдя из леса, приготовились обстрелять бандитов. Но те, не дожидаясь залпа, набросились на солдат, и завязалась длительная схватка. Солдаты уже одолевали, но предводитель бандитов напал на офицера, командовавшего наступавшими ратями, подрезал поджилки лошади, и офицер повалился на землю, придавленный тяжестью рухнувшей лошади, и остался лежать без движения и без признаков жизни.
РИСУНОК ПУШКИНА, ЯВЛЯЮЩИЙСЯ ВОЛЬНОЙ ПЕРЕРИСОВКОЙ ОДНОЙ ИЗ ФИГУР, ИЗОБРАЖЕННЫХ НА ТИТУЛЬНОЙ ВИНЬЕТКЕ ПЕРВОГО ТОМА РОМАНА АЛЕКСАНДРА ГИРО "CESAIRE"
Институт Русской Литературы, Ленинград
«При виде командира, упавшего среди рукопашного боя, часть войска сочла его убитым и обратилась в бегство; другие посмелее или закаленнее удвоили смелость и уступили бандитам лишь тогда, когда вырвали тело из их рук. Наконец лучники, завладев ношей, стоившей им крови и жизни тридцати товарищей, стали отступать и уступили победу своим врагам, которые праздновали ее, испуская крики радости и добивая без жалости несчастных раненых, которые еще дышали».
Таково вкратце содержание главы, занимающей десять страничек. И вот соответствующая глава из «Дубровского» (в скобках — параллельные места из «Mauvais garcons», любопытные или по совпадению или по контрасту).
«Посреди дремучего леса, на узкой лужайке, возвышалось маленькое земляное укрепление, состоящее из вала и рва, за коими находилось несколько шалашей и землянок. На дворе множество людей, коих по разнообразию одежды и по общему вооружению можно было тотчас принять за разбойников, обедало сидя без шапок, около братского котла... Хотя некоторый ковшик несколько раз переходил из рук в руки, странное молчание царствовало в сей толпе»... (Des Mauvais Garcons avaient choisi ce bois pour leur campement. . C'etait la que vers le soir cette horde se reunissait pour partager le fruit des brigandages de la journee... Les bandits, surs qu'ils etaient de l'impunite, avaient assis au milieu d'une clairiere leur quartier general. La, couches pele-mele a travers le taillis, sans vedettes ni sentinelles, au milieu des cris, des jurements et du choc des bouteilles, ils se reposaient du meurtre dans la joie d'une orgie. Ch. XXII).
«В укреплении сделалась тревога... По местам! закричал Дубровский, и разбойники заняли каждый определенное место...» (Le cri d'alarme sortit de toutes les bouches... — A sac! a sac! Bourgogne! repeta la foret toute entiere et chacun se rendit a son poste).
«Тогда услышали шум приближающейся команды; оружия блеснули между деревьями; человек полтораста солдат высыпало из лесу и с криком устремились на вал». Но здесь разбойники выстрелили из пушки. «Между солдатами произошло смятение, но офицер бросился вперед, солдаты за ним последовали и сбежали в ров». (Le sire de Harlay, qui vit aussitot les rangs plier et presque se rompre sous ce choc imprevu..., se lanca lui-meme sur le groupe le plus nombreux des assaillants. Les piqueurs enhardis suivirent l'exemple de leur capitaine).
«Рукопашный бой завязался». (Alors ce ne fut plus qu'une melee hideuse). «Дубровский подошел к офицеру, приставил ему пистолет к груди и выстрелил. Офицер грянул навзничь, несколько солдат подхватили его на руки и спешили унесть в лес; прочие, лишась начальника, остановились. Ободренные разбойники, воспользовавшиеся сей минутой недоумения, смяли их, стеснили их в ров, осаждающие побежали; разбойники с криком устремились за ними. Победа была решена». (A la vue du capitaine tombant dans la melee, une partie de la troupe le crut mort, et prit la fuite; l'autre, plus brave ou plusaguerrie, redoubla de courage, et ne ceda le terrain aux Mauvais garcons qu'au moment ou elle put arracher son corps de leurs mains. Enfin, les archers, possesseurs d'un fardeau qui leur coutait bien du sang et de la vie d'une trentaine des leurs, battirent en retraite, et laisserent la victoire a leurs ennemis, qui la celebrerent en poussant des hurlements de joie, et en massacrant sans pitie tous les pauvres blesses qui respiraient encore»).
ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ ПЕРВОГО ТОМА РОМАНА АЛЕКСАНДРА ГИРО "CESAIRE", ПОСЛУЖИВШИЙ ИСТОЧНИКОМ ДВУХ РИСУНКОВ ПУШКИНА
Эти параллели не случайны. Схема та же, но романтическое изображение разбойников XVI в., которое сам Пушкин уже преодолел, написав «Братьев-разбойников», замещено было натуралистическим изображением русских крестьян начала XIX в., с соответствующим изменением деталей и психологического тона повествования. Характерна в данном случае (как и всегда у Пушкина при использовании чужого материала) конспективная сжатость изложения.
Еще раз подчеркиваю: это сличение сделано отнюдь не для установления «заимствований», «влияний» и т. п. Это лишь аргумент в пользу знакомства Пушкина с данным романом. А установленный факт знакомства заставляет нас отнести данный роман к числу тех, которые необходимо учитывать и при изучении творческого материала, находившегося в мастерской Пушкина-художника, и при установлении объектов его литературных оценок и критических суждений. А в данном случае важно и то и другое, так как проблема исторического романа чрезвычайно важна в общей системе литературной эволюции той эпохи и в личной истории творчества Пушкина.
Два другие рисунка являются вольными перерисовками двух фигур одной виньетки, являющейся заглавной к обоим томам романа Alexandre Guiraud «Cesaire, Revelation» (2 volumes in 8°. Chez Levasseur et Urbain Canel, editeurs). Рисунки любопытны вольной трактовкой оригинала. Если коленопреклоненная фигура более или менее точно воспроизводит оригинал, то другой рисунок резко от него отходит. Священник, читающий требник, переряжен в какой-то сюртучек, одет в широкополую шляпу, так что уничтожены какие бы то ни было признаки его сана. А между тем вся фигура, положение рук, ног, книги явно повторяет виньетку.
1-2-3-4 |